Книга попугая - [71]
„Быть довольным малым, — отвечал шакал, — это признак скудоумия, легко удовлетворяться — примета недомыслия. Если лев, охотясь за зайцем, увидит дикую козу, он бросит зайца и кинется на козу“.
Несколько дней ходил шакал следом за лошадью, но она так и не упала и так и не досталась шакалу на обед. Поневоле должен он был в отчаянии и смятении возвратиться к своей самке».
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:
«О хозяйка! Какой толк от людских стараний и усилий? Нужна помощь и поддержка счастья. Если бы благодаря стараниям и усилиям можно было бы добиться цели, Зарир не вернулся бы домой в отчаянии и шакал не вернулся бы в свое логовище в смятении. Но тебе счастье помогает, судьба покровительствует. Сейчас наступило счастливое время, настал благодатный час: вставай, иди на свидание с возлюбленным!»
Худжасте хотела последовать его совету, но черный атлас ночи испещрили белыми полосами дня. Небесный ткач выткал на небосклоне рисунок солнца, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Рассказ о гончаре,
о том, как раскрылось его происхождение
и как царь все же не лишил его своего покровительства
Ночь двадцать девятая
Когда гончар небесного свода отнес золотой кувшин-солнце к водоему запада, а виночерпий небосклона принес серебряную чашу-месяц из подполья бани востока, Худжасте, сердце которой томилось от разлуки и душа которой изнывала вдалеке от друга, пришла просить разрешения у попугая и сказала: «О ты, отказывающий в милости и отнимающий благодеяния! Однажды к халифу Мамуну пришел некий человек и сказал: „Я бедуин“. — „Что тебе надо?“ — спросил Мамун. „Я хочу отправиться в хадж[140]“. — „Дорога пред тобой открыта“. — „Нет у меня припасов на путешествие“. — „Значит, хадж для тебя необязателен“. — „Я пришел к его величеству халифу, — воскликнул бедуин, — попросить о милости, а не выслушивать решение богословского вопроса“.
О попугай, я каждую ночь прихожу к тебе, а ты только расточаешь слова и излагаешь увещевания и наставления. Я прихожу к тебе за разрешением пойти к другу, а не для того, чтобы слушать увещевания и рассказы. Я влюблена, а ты сыплешь наставлениями».
«О хозяйка, — ответил попугай, — не следует бранить такие речи и не годится гневаться на то, что внимаешь истинным словам. Мне уже неоднократно становилось очевидным и ясным, что хотя ты и разлучена с другом, но все же спокойна, хотя и говоришь о страстном томлении, но не волнуешься и не страдаешь. Однако ты, несмотря на это, остаешься при прежнем решении, придерживаешься того же намерения. Поистине, ты происходишь из такого славного верностью рода, что этого от тебя и следует ожидать, ведешь свой род от такой знатной семьи, что на это и следовало рассчитывать. Если даже окажется, что возлюбленный твой не принадлежит к числу знатных людей и выяснится, что нет в нем благородной сущности и славных качеств, ты все же не порвешь нити любви и будешь укреплять и поддерживать основание любви и привязанности, как тот царь не порвал сношений с гончаром, оказавшимся человеком низкого происхождения и подлой породы, и долгие годы продолжал укреплять основу милостей и щедрот». — «А как это было?» — спросила Худжасте.
«Говорят, — ответил попугай, — что в одном городе проживал некий гончар, прекрасно изучивший свое ремесло, чрезвычайно совершенный в своем искусстве. Колесо небесной сферы дивилось вращению его колеса, чаша небосклона терзалась завистью при виде его кувшинов, кружка неба, видя полную воды кружку его, лишалась воды, кувшин сахарного тростника, видя сладостный кувшин его, приходил в волнение.
Однажды гончар замесил глину, и показалось ему, что смесь вышла неудачной. Он выпил вина, возвратился назад и от опьянения упал на свои горшки и кувшины. Острые черепки горшков и кружек изранили и порезали ему голову и лицо, тело и члены. Через некоторое время раны его зажили, поранения затянулись, но рубцы от них остались на его лице, и можно было подумать, что это следы копий и дротиков, рубцы ран, нанесенных кинжалами и мечами.
Прошло несколько лет, и в городе гончара наступила засуха, настал ужасный неурожай: меру зерна продавали за меру камфоры, кусок хлеба было так же трудно найти, как глоток воды жизни. Гончар поневоле покинул свой город, облачился в воинский наряд и пошел к царю. Когда царь увидел его рубцы, он подумал, что это смелый и отважный человек, воин и герой, раны его он счел следами меча и стрел, последствиями ударов копий и дротиков. Он повелел назначить гончару хорошее жалованье и предоставил ему место среди своих полководцев.
Некоторое время спустя у царя появился страшный и могущественный враг, возникло перед царем трудное и опасное дело. Царь хотел назначить гончара своим главнокомандующим, ударить горшок судьбы его о камень испытаний и поручить ему отразить надвигавшуюся беду. При этом царь спросил его о его роде и происхождении и осведомился о его родословной. Гончар не нашел возможности скрыть правду и поведал о своем гончарном промысле. Царь рассмеялся, поручил это дело кому-то другому, возложил на другого воина эту трудную обязанность».
