Книга попугая - [70]

Зарир молвил про себя: „Я все время ткал халаты для царей, и у меня нет ни хлеба, ни соли, а этот полотнянщик делает одежды для простолюдинов. Откуда же у него такое богатство? Неужели вся эта роскошь проистекает оттого, что он живым лег в могилу и поступил согласно изречению: „Умрите раньше, чем вам придется умирать“?!

Зарир пошел домой и сказал жене: „В этом городе труд мой и работа моя не имеют сбыта, люди не понимают моей цены и моих достоинств. Я нуждаюсь и голодаю, а достаток так и не приходит. Надо мне отправиться в город, где труд и работу мою будут ценить, где на искусство мое и ремесло найдется покупатель. Ведь пока человек не выедет из своего города, его не научатся ценить — цены жемчужины не узнают, пока ее не достанут из раковины.

В родной стране везти не может мужу,

Ведь сокол смелый не сидит в гнезде без дела“.

„О Зарир! — воскликнула жена. — Что за нелепая мысль овладела твоим сердцем? Что за пустая фантазия покорила твое воображение? Если только вы будете истинно уповать на Аллаха, упование на него прокормит вас, как он кормит птиц. Сомневаться в хлебе своем — признак неразумия; полагать, что не получишь пропитания, — примета язычества. Говорится, что сомневаться в хлебе насущном то же, что сомневаться в единстве божьем. Сколько ни раздумывай, надел твой не увеличится, никакая проницательность и сметливость не сможет увеличить твоего надела“».

Если б разумом мир покорить было можно

И наукой, ты б высшего сана достиг…

Только хлеб нам Аллахом в удел был назначен,

Не уловишь его сетью хитрых интриг.

«„О Зарир! Все, что ты видишь в мире, принадлежит либо тебе, либо другим. Все, что принадлежит тебе, тебе и достанется, хотя бы оно было быстро, как ветер, и убегало от тебя. Но то, что не принадлежит тебе, никогда тебе не достанется, хотя бы ты гнался за ним с быстротою ветра. Хлеб насущный сильнее стремится к рабу божьему, чем сам раб к хлебу своему. Ибрахим ибн Адхам[138], султан всех влюбленных в Аллаха и блуждающих босиком и с непокрытой головой, говорил: „Однажды я вкушал пищу. Налетела пчела, схватила кусок и унесла. Я пошел следом за ней, чтобы посмотреть, куда она его снесет. Пчела залетела в развалины дома, а там оказался слепой воробей. Когда он услышал жужжание пчелы, он начал раскрывать клюв, и пчела положила ему туда этот кусочек“. О Зарир! Кухня щедрот щедрейшего господа, велик и славен да будет он, не оставляет без пропитания слепого воробья в пустыне, ты же человек, достойный милости; как же может она оставить тебя без пропитания в населенном месте? Осел знает путь прокормления своего, а лицемер не ведает пути хлеба насущного“».

Нахшаби, не печалься о хлебе насущном,

Если можешь, заботы о нем отложи!

Кухня божьих щедрот со стола милосердья

Без подачки оставит ли нас, мне скажи.

«„О жена, — ответил Зарир, — ты говоришь истинные речи, но только „благословение в движении“. Пока не протянешь руки, тебе не положат в рот куска. Если лев не пойдет на охоту, он не поймает дичи“.

Короче говоря, Зарир распрощался с женой и детьми и пошел в город Нишапур[139]. Некоторое время пробыл он там, и в кисе его накопилось немного денег. Молвил он: „Теперь надо возвратиться в свой город и истратить эти деньги на милых моих“.

Направился он с этими деньгами домой. Когда золотой динар-солнце убрали в кошелек запада и мир подвергли насилию и вычернили, как серебряный пояс, Зарир остановился на стоянке. В полночь увидел он во сне, что два призрака спустились к нему из воздуха. Один спросил другого: „Кто ты?“ — „Я — судьба этого ткача, — ответил тот. — А ты кто?“ — „Я — образ труда этого труженика“. Судьба спросила: „На скрижали предопределения и в списке рока установлено и обозначено, что этот ткач не скопит ни кладов, ни богатств. Скажи, откуда же ты доставил ему столько денег?“ — „У меня такой обычай, — ответил труд, — что, если кто-нибудь заботится обо мне и хватается рукой за мою полу, я не покидаю его и обязательно что-нибудь ему доставлю. Но только, если твои милости и щедроты не будут замешаны в деле, все мои старания будут для него бесполезны“.

Когда Зарир проснулся, оказалось, что вор унес его кису и что покров бедствий ограбил его. Несчастный смутился и призадумался, изумился и поразился своему сну и последствиям его.

Муж желает, чтоб счастье его одарило,

Но на деле выходит другое совсем.

Зарир снова вернулся в Нишапур и опять принялся за работу. Набрав денег, он снова пустился домой и остановился на той же самой первой стоянке. В полночь он опять увидел во сне, что те же два призрака беседуют между собой, как и в первый раз, разговаривают, как и раньше. Проснувшись, он увидел, что кошелек его еще тоньше, чем в первый раз, киса его еще более пуста, чем прежде.

„Грустно идти домой с пустой кисой, — молвил он, — но все же надо возвращаться, ибо против предопределения хитрость не поможет, против судьбы всякие уловки бесполезны“.

В смятении и отчаянии, с сердцем, полным горя, и пустым кошелем вернулся он домой. Увидев, что он в таком состоянии, и узнав, в чем дело, жена его сказала: „О Зарир! Твоя история точь-в-точь похожа на такое происшествие. Однажды опаршивела одна лошадь, и хозяин выгнал ее из дома. Она так отощала и ослабела, что, казалось, вот-вот сейчас свалится и околеет. Какой-то шакал сидел в засаде и подстерегал крысу. Увидев эту лошадь, он сейчас же бросил свою дичь и отправился следом за лошадью. Шакалиха сказала ему: „О неразумный! Не следует выпускать из рук то, что тебе досталось, нельзя, надеясь на вексель, отдавать звонкую монету. Ты не дождешься этого мяса, а то, что было у тебя в лапах, ты тоже упустишь“.