Книга осенних голосов - [11]

не радует разнообразьем цвета.

Бунтует море: катит вал за валом.

Ни знака Одиссея, ни привета,

ни поступи, ни голоса, ни взгляда…

Как будто я ослепла и оглохла.

Как будто не живу, а где-то рядом.

Собака, что ждала, и та издохла.

Сидеть и ткать – и день-деньской за тканьем,

а ночью распускать ту паутину.

Изысканней найдешь ли наказанье,

бесцветней и безрадостней картину?

Цвета печали – серый, серый, серый —

с оттенками – от светлого до темных…

Полжизни ожидания – для верных,

особенно для тех, кого не помнят.

Едва ли дарит ласки только море

упругому, отзывчивому телу…

А у меня – троянский пепел в порах,

все высохло внутри, окаменело.

И странный старец, жалкий и облезлый,

на коего я глаз поднять не смею:

его глаза – тоскующие бездны, —

не может быть, о боги! Одиссеем…

17 Дидоне

Не суждено, чтобы сильный с сильным

Соединились бы в мире сем.

Марина Цветаева

Эней, что ветер…

Путь его морей

немного растрепала только буря…

И он в соленой зыбкости лазури

уверенней, чем на земле твоей

обетованной…

Гость, любовник, бог…

А ты врачуй его от черной порчи.

А он и прозорливее, и зорче:

в кармане ветра – тысячи дорог…

Разумно строен гордый Карфаген,

но не нашлась, увы! для ветра гавань.

И в голове у ветра – не дырявой —

мурлыкает мотивчик перемен,

а остальное – в сущности – мертво.

Обузой для тебя – душа и тело…

…как своего костра не разглядела

при первом дуновении его?

Эней, что ветер…

18 Эвридика. Внутренний монолог

Она укрыта девственностью новой

была; смежилась женственность ее,

как лепестки цветка перед закатом…

Райнер Мария Рильке

Дальним эхом, отголоском

за Орфеем – тих мой шаг —

призраком, послушней воска,

сквозь Аидов полумрак.

Мне забвенье винным соком,

растекаюсь пеленой…

Мнится, мнится: в дне далеком

не была ему женой.

Вестник он иных верховий —

не летейских стылых вод.

И в его горячей крови

нет летейской – не течет!

Речь его слепым пожаром,

а касанье, точно ток…

Мне милей его кифары

асфоделевый росток.

Отзвуком я, бледной тенью

за пришельцем – тих мой взгляд —

по камням и по ступеням,

чтоб вернуть его назад.

Шелест платья… Камень лижет

несговорчивый подол.

Вверх ступени… свет все ближе —

зло, горчайшее из зол!

Бестелесность… бессловесность…

беспросветность… век бы шла

в неизбывность, в неизвестность…

оглянулся… довела…

19 Алкиона

Пусть будут нам венцы из мертвых асфоделей.

Л. Рыдл

Косы не расплетать: нет той руки,

которая волос коснуться вправе…

и если все ж Харон той лодкой правит,

то знаю я название реки…

не будоража тайных, тихих смут,

прозрачных и дымящихся в них теней,

проникнуть в плоть цветущих там растений,

в лугах, где те растения цветут…

стать асфоделью – траурным цветком,

вбирать дождя живительные струи

всем телом, как вбирала поцелуи

того, о ком нельзя уж языком

земным и человечьим – бесполезным…

косы не расплетать…

последний мыс…

еще не зимородком – камнем вниз,

коль не смогла сберечь его от бездны…

косы не расплетать…

нет той руки…

20 Даная

Смиренье… Забиться средь сумрачных впадин.

Со склепом сродниться (до юности жаден!),

врасти в его своды, беззвучно стеная…

Невинная, дивная дева Даная.

Смятение… Стены изрыты очами.

Дни слепорожденные стали ночами.

Скрестившая руки над бездной, нагая…

Бессмертная, вечная песня – Даная.

Томление плоти. Зов в жилах, под кожей…

Даная на брачном затихшая ложе

в предчувствии чуда (счастливый – свободен!) —

дождя золотого меж жаждущих бедер…

21 Антигоне

Уйдешь, придешь и дорисуешь танец.

Райнер Мария Рильке

День – холмам и ночь – пещерам —

бесконечен трудный путь.

Но, на мир слепой ощерясь,

полюбить не позабудь

этот вкус родной и горклый

(мир тебе – любовь и кров).

И не зря в твоих аортах

бьет шальная эта кровь…

Девочка совсем – тростинка —

в куклы бы тебе играть.

Поперек – твоя тропинка,

вдоль – закон, и власть, и рать.

Вынесешь ли эти глыбы?

Выдюжишь? Два бугорка —

грудь твоя… несет погибель

эта бурная река…

Завивай густые кудри,

в зеркальце весь день дивясь,

мажь курносый носик пудрой…

Не к добру со старцем связь.

«Будь разумна, Антигона», —

целый мир тебе поет.

Слышишь, белая ворона?

Это камнем вниз полет…

И при жизни он был трупом:

жизнь его и мрак, и смрад.

Что так глупо, что так тупо

ты твердишь, что он твой брат?..

Будто выбрана из сотен…

словно свежая струя…

Антигона, «анти» – «против»…

Сжалься, девочка моя…

22 Галатее

Ты сбудешься. Как дождь. Как снег. Как сон.

Чем глубже в дождь, тем радуги яснее.

Предрешено: он – твой Пигмалион,

ты – космос, или просто – Галатея.

Ты сбудешься. Немотствует восток.

Молчит резец, кость в темноте белеет.

Но сон Пигмалиона неглубок.

Ты для него манок. Ты – Галатея.

Ты музыкой томительной в руках —

и с каждым днем все ярче, все звучнее.

Ты – зов. Ты – глубина. Ты – тайный взмах.

Ты – женщина. Ты – небо, Галатея!

Ты сбудешься! Соблазн любви велик.

Из смертных кто еще из кости ожил?

Он даст тебе и плоть, и дух, и лик.

Вдохнет тебя – и выдохнуть не сможет…

Столичные строфы Евгения Онегина. г. Москва

Об авторе:

Евгения Онегина – 25-летняя московская поэтесса крутого нрава, никогда не лезущая за словом в карман.

Променяла Петербург на Москву по любви, работает в офисе, пишет стихи в заметки телефона и ездит на метро.

© Онегина Е., 2015

Столичные строфы

моя девочка снова тиха

и уставилась перед собой.

а причиной какой-то нахал,