Книга о Боге - [42]

— Ваши жена и дочь сейчас, кажется, в Касси? Пятнадцатого числа вам надо быть там. По словам профессора Д., вы усердно медитировали, а потому заслуживаете поощрения, что ж, я готов исполнить ваше желание, надо только уточнить план поездки… Вот что, приходите-ка завтра ко мне к чаю.

Придя на следующий день в его домик, стоявший позади лечебницы, я понял, что профессор с супругой пригласили меня к чаю, желая отпраздновать мое выздоровление. Прежде чем сесть за стол, профессор, сверившись с расписанием поездов, подробнейшим образом распланировал мое путешествие: девятого числа я должен был выехать из Лезена во Флоренцию, а пятнадцатого вернуться на юг Франции в Касси. Если я обещаю строго следовать этому плану, сказал он, он даст мне разрешение на поездку.

Я со свойственным мне простодушием воспринял его разрешение как поощрение, ниспосланное мне Богом за то, что я поступил согласно Его желанию и стал писателем.

И вот, в полном соответствии с составленным профессором планом, я выехал во Флоренцию, где по какой-то судьбоносной случайности в музее Микеланджело, перед не очень популярной скульптурной группой рабов, встретился с профессором Безансоном, в результате чего имел счастье прогуляться с ним по берегу реки Арно. А в полдень 18 октября я вместе с женой и дочерью отплыл из Марселя на пароходе «Леблан».

Я долго стоял на палубе, провожая взглядом удалявшуюся Францию, и печально думал: вот и пришла пора расставаться с цивилизацией. К тому же у меня щемило сердце при мысли о том, что для троих моих друзей, по-прежнему живущих в «милой Франции — Douce France», я теперь все равно что мертвец. И, обращаясь к ним, я воскликнул про себя: «Жак, Морис, Жан! Я обязательно стану писателем. Мы непременно встретимся спустя полвека, хотя бы для того, чтобы убедиться, что все мы живы. И ты откроешь мне тайну своего Великого Бога, Жак».

Какими словами выразить тот восторг, который я ощутил, когда утром на тридцать четвертый день пути мы вошли в порт Кобе и я благополучно ступил на японскую землю! Однако в следующий же миг моя радость сменилась глубокой печалью. Жизнь на борту парохода «Леблан» была продолжением жизни во Франции, но, едва выйдя на берег, мы, естественно, оказались лицом к лицу с японской действительностью, которую как нельзя лучше символизировал представший нашим взорам унылый хмурый пейзаж Кобе: в утро нашего возвращения погода была пасмурной, над городом низко нависали темные тучи.

В порту нас встретили родители жены, секретарь фирмы и еще несколько человек. Обнаружив, что я, которого все считали тяжело больным, выгляжу едва ли не лучше, чем в день отплытия, они — это ясно отразилось на их лицах — были донельзя обрадованы и стали, оживленно переговариваясь, осматривать пароход. Вечером того же дня мы уехали в Нагою, где на вокзале нас встретили служащие фирмы, желавшие таким образом продемонстрировать свою преданность моему тестю. В особняке в Оцу собрались многочисленные родственники, знакомые, сослуживцы, в нескольких комнатах до глубокой ночи продолжалось пиршество в честь моего полного исцеления, иначе говоря — в честь триумфальной победы над смертью.

На следующий день я в сопровождении секретаря тестя отправился в Медицинский университет города Нагои, где меня осмотрел известный профессор А. Ознакомившись с письменными заключениями профессора С. из Лезена и профессора Д. из Отвиля, А. внимательно осмотрел меня и пришел в восторг.

— Удивительно, насколько бережно относятся эти французские светила к человеческой жизни, — заявил он, — в Японии вас бы сочли совершенно здоровым, а они предписывают вам еще в течение десяти лет не забывать о «природном лечении».

Очевидно, мнение профессора А. каким-то образом дошло по моего тестя, во всяком случае на следующее утро, по дороге из дома любовницы на фирму, он зашел к нам и, едва закрыв за собой дверь, стал громко звать меня. Столь раннее появление тестя было, очевидно, делом необычным, во всяком случае теща, а вслед за ней и все домочадцы выскочили из своих комнат. Как только тесть увидел меня, он сказал:

— Нам надо обсудить твое будущее. Похоже, ты человек на редкость везучий.

Он попросил меня пройти в кабинет и пригласил туда жену с тещей.

Мой тесть, закончив в 1896 году Императорский университет, тут же открыл адвокатскую практику в Нагое, и до сих пор в европейской комнате его дома, которую называли обычно прихожей, было что-то вроде конторы, там трудились два юриста и один письмоводитель. Тесть был президентом железнодорожной нагойской компании, это было его главным делом, но одновременно он возглавлял и электрическую компанию района Нагоя, то есть играл довольно значительную роль в местной экономике. К тому же в том году по настоянию премьер-министра Хамагути, который был его близким другом еще с лицейских времен, он выставил свою кандидатуру на выборах в парламент от двух округов префектуры Аити и, победив, стал еще и депутатом.

Тесть выдвинул несколько вариантов моего будущего устройства. Во-первых, поскольку у меня было юридическое образование, я мог бы остаться жить в его доме и стать начальником конторы, тогда он передал бы мне все дела, связанные с консультациями по юридическим вопросам крупных фирм Нагои, что не было бы для меня излишне обременительным. В этом случае в будущем я смог бы помогать ему в его работе. Второй вариант — я уезжаю в Токио и либо восстанавливаюсь в своей прежней должности чиновника государственного учреждения, либо устраиваюсь преподавателем в университет, ведь не зря же я получил научную степень. И в том и в другом случае следует посоветоваться с начальником департамента Министерства сельского хозяйства господином Исигуро, который как-то при их встрече дал понять, что готов поручиться за меня. Если я решу жить в Токио, то смогу на первое время поселиться в доме, который тесть снимает в Верхнем Отиаи, с тем чтобы потом переехать в Восточное Накано, где тесть купил землю и где теперь строится новый дом, который будет готов к концу года.