Книга о Боге - [253]
Потом он неторопливо добавил:
— Ты, кажется, хотел на собственном опыте убедиться в том, что умершие воспаряют в небо, что Бог-Родитель принимает их в свое лоно и они проходят курс духовного совершенствования? Я намеревался показать тебе, как происходит обучение одного из твоих друзей — некоего Сато из Одавары, но поскольку он совсем недавно закончил начальный курс и перешел на первую ступень, не стоит ему мешать. Однако я узнал, что совсем недавно в лоно Бога-Родителя вернулся твой старинный друг Кадзуо Накатани. Пойдем же к нему.
С этими словами он, сделав мне знак следовать за ним, пересек обширное пространство и подвел меня к гигантскому прекрасному строению.
Кадзуо Накатани — мой друг по Первому лицею. Остается только гадать, что привлекло этого отпрыска почтенного семейства, выросшего в фешенебельном районе Токио, ко мне, дикарю, родившемуся в рыбацком поселке, но факт остается фактом — вскоре после поступления в Первый лицей он стал моим близким другом и оставался им всю свою жизнь. Получив пост директора банка «Мицубиси», он ушел в отставку, заявив, что нельзя служить до самой смерти, надо и молодым дать возможность продвигаться по службе, поселился в Камакуре и жил там в свое удовольствие, занимаясь любимым делом — выращиванием карликовых деревьев (бонсаем). В прошлом году он скончался. Рассказу о нашей дружбе с ним я мог бы посвятить целую главу, впрочем, и главы было бы мало, так или иначе, возможность встретиться с ним после смерти чрезвычайно меня взволновала.
И я действительно увидел его в одном из уголков этого здания. Он, обнаженный, что меня немало удивило, радостно пригласил меня в купальню и сразу же заговорил со мной:
— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! Я из земного мира сразу же попал сюда и теперь под руководством своего ангела прохожу очищение — смываю с себя пыль, которой набрался в Мире явлений. Здесь тихо и спокойно, я счастлив… Какой я был дурак, что боялся смерти!
— А мне странно видеть тебя в Божьем мире, ведь ты всегда утверждал, что нет ни Бога, ни Будды. Ну и как, тяжко тебе приходится?
— Я никогда не осознавал себя живым человеком. Сыном великого Отца. И только отделившись от собственной плоти, вернулся наконец домой, в теплое Родительское лоно. А под присмотром любящего отца самое суровое учение не только не в тягость, а наоборот — в радость. Да ты и сам видишь — сижу вот так целыми днями в купальне, будто на горячих источниках. Ангел, ко мне приставленный, очень добр. Он многому учит меня, а иногда даже сообщает, как там дела у моих домашних на Земле… Я хочу поскорее закончить этот этап учения и перейти к другому, где меня будут готовить к роли служителя великого Бога… Знаешь, мне жаль, что я не слушал твоих советов и был таким заядлым курильщиком, все твердил — ну, хоть это-то удовольствие я могу себе позволить… И теперь эта пыль никак не смывается, даже в горячем источнике… Ты живешь в Мире явлений, так прошу тебя, расскажи людям о нашем мире, напиши о нем так, как только ты один и умеешь, пусть они не боятся смерти…
Тут Жак шепнул мне:
— Ведь ты именно это хотел знать — каково бывает после смерти? Самое главное ты увидел. Теперь пойдем туда, где прохожу свою подготовку я. А то у Небесного сёгуна мало времени…
И он тут же повлек меня прочь от Накатани, так что я даже не успел с ним проститься.
Жак показал мне, где учится он сам. Когда-то и его дух, и госпожа Родительница говорили мне, что для подготовки служителей Бога в Истинном мире, точно так же как и в Мире явлений, существуют детский сад, начальная школа, средняя школа, лицей, университет, аспирантура. Теперь я собственными глазами убедился, что это действительно так.
Жак уже раньше говорил мне, что закончил первую и вторую ступень обучения и сейчас находится на третьей, но он не сказал, соответствует ли эта ступень третьему году детского сада или он уже перешел в начальную школу, поэтому я не знал, куда он меня привел — в детский сад или в начальную школу, — но все равно масштабы увиденного меня ошеломили.
Мы устроились в углу просторного помещения, заняв места по обе стороны от Небесного сёгуна, и Жак рассказал мне, что учился сначала на первой, потом на второй ступени, что у него был личный Ангел-наставник, на каждой ступени свой, что изучал он те же науки, что и в Мире явлений, начиная с физики и кончая астрономией. Потом его сменил Небесный сёгун.
Он сказал, что Истинный мир и Мир явлений — это как две стороны одной медали, между ними существует очень тесная и очень значительная связь, люди, живущие в Мире явлений, ничего не знают об этой связи, и это незнание влечет за собой разнообразные несчастья. Приведя конкретные примеры этих несчастий, сёгун пояснил, как люди с ними справляются. Он говорил очень сложно, и хотя кое-что я уже слышал от госпожи Родительницы, все равно многое было выше моего разумения.
К тому же Небесный сёгун не просто говорил, он извлекал из меня дух и вбивал в него свои слова, он словно ножом вырезал на моем теле каждое слово, причиняя мне нестерпимую боль. Впрочем, может, это был всего лишь один из методов обучения? Так или иначе, он говорил до тех пор, пока окончательно не истерзал этой болью и дух мой, и плоть. Боль была невыносимая, я с трудом удерживался от рыданий, но все же сумел вытерпеть до конца. Жак спокойно наблюдал все это и не замолвил за меня ни словечка. Потом Небесный сёгун сказал:
Кодзиро Сэридзава (1897–1993) — крупнейший японский писатель, в творчестве которого переплелись культурные традиции Востока и Запада. Его литературное наследие чрезвычайно разнообразно: рассказы, романы, эссе, философские размышления о мироустройстве и вере. Президент японского ПЕН-клуба, он активно участвовал в деятельности Нобелевского комитета. Произведения Кодзиро Сэридзавы переведены на многие языки мира и получили заслуженное признание как на Востоке, так и на Западе.Его творчество — это грандиозная панорама XX века в восприятии остро чувствующего, глубоко переживающего человека, волею судеб ставшего очевидцем великих свершений и страшных потрясений современного ему мира.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.