Книга моего деда Коркута - [26]

кавказские кони; прошли и их жеребята со ржаньем; моего жеребенка я лишилась; ржать ли мне? В стадах прошли отсюда ⁵³ белые бараны; прошли и их ягнята с блеянием; моего ягненка я лишилась; блеять ли мне? Стонать ли мне, приговаривая: сын?». Еще одно она сказала: «Я говорила, что, поднявшись, встану с места; я говорила, что сяду на своего черногривого кавказского коня; я говорила, что войду в среду остальных огузов; я говорила, что возьму светлоокую девушку-невесту; я говорила, что поставлю на черной земле свой белый шатер; я говорила, что пойду и введу сына в большой свадебный шатер; я говорила, что дам ему достигнуть предмета своих желаний. ^Дал ли ты ему достигнуть предмета своих желаний? Да встанет моя черная голова перед тобой, Казан! ⁵⁴ Моего ребенка не видать; моя печень горит; что ты сделал? скажи мне, не скажешь — тогда, *как огонь, постигнет тебя мое проклятие, Казан!».⁵⁵

Как сказала это мать юноши, у Казана ум вышел из головы; его черная печень задрожала, его бедное сердце запрыгало, его темные глаза наполнились кровавыми слезами; он говорит: «Красавица моя, если бы сын пришел, у тебя ли бы я спросил? Не бойся, не заботься; он на охоте; о сыне, что остался на охоте, не заботься! Дай Казану срока *семь суток [?]; ⁵⁶ если сын в земле, я извлеку его (оттуда); если он на небе, я заставлю его спуститься оттуда; если найду, то найду; не смогу найти — тогда бог дал, бог взял; что мне делать? вместе с тобой я предамся черному горю».⁵⁷ Ханская дочь говорит: «Как я узнаю, Казан, что юноша остался на охоте, если ты со своим усталым конем, со своим иступившимся копьем пустился вслед за ним». Казан вернулся назад, направился по тому же пути, по какому пришел. Наступила ночь; мать юноши, не разведав, тайно отдала приказ: «Пусть придут *за ним ⁵⁸ девяносто отрядов молодых огузов, пусть знают беки, что юноша в плену», — сказала она. Она пришла туда, где были разбиты враги; увидела, что сорок джигитов ее сына перебиты, что бедуинский конь юноши лежит, пораженный стрелой; среди трупов она не нашла трупа своего мальчика, нашла его плеть с золотой рукояткой, верно узнала, что ее сын очутился в плену у гяуров. Она заплакала: «Сын, вершина моей черной горы! сын, разлив моей обагренной кровью реки! в дни старости отнятый у меня единственный сын!». Так говоря, она застонала, направилась по следам гяуров.

Гяуры расположились *в извивавшемся черном ущелье,⁵⁹ надели на юношу черную шерстяную одежду, бросили его поперек у порога ворот; кто входил — наступал, кто выходил — наступал: «нам достался в руки старый враг, сын татарина; *по заслугам ⁶⁰ мы убьем (его)», — (говорили они), бросили его поперек у порога ворот. Тут пришел хан Казан, стал горячить своего каурого коня; гяуры увидели, что пришел Казан, шарахнулись; кто стал садиться на коня, кто стал надевать кольчугу. Юноша поднял голову и говорит: «Скажите, гяуры, что случилось?». Гяуры говорят: «Твой отец пришел; мы хотим схватить его». Юноша говорит: «Пощадите, гяуры, пощадите, в единстве божьем нет сомнения!». Гяуры дали юноше пощаду, развязали ему руки, открыли ^60а ему глаза; юноша вышел навстречу своему отцу и говорит — посмотрим, хан мой, что он говорил; Уруз говорит: «Приди сюда, мой бек-отец! Откуда ты узнал, что я очутился в плену, что мои белые руки связаны на спину, что к моей белой шее привязан волосяной аркан, что мои черноокие джигиты перебиты? Пока ты не пришел, отец, гяуры совещались: „схватите Казана, всадника каурого коня; свяжите ему белые руки от (самых) локтей, не дав ему опомниться, отрубите его прекрасную голову, пролейте на землю его алую кровь, убейте в одном месте их обоих вместе с сыном, погасите его очаг“. Так они разговаривали. Хан мой, отец! я боюсь, что ты, когда заставишь скакать своего каурого коня, дашь ему поскользнуться, что ты, когда будешь сражаться, дашь схватить себя, дашь отрубить, не опомнившись, свою прекрасную голову, заставишь плакать мою седокудрую мать, приговаривая: „сын!“, приговаривая: ^счастье моей головы, Казан!“. Вернись назад, отец, направься к своему златоверхому жилищу, будь надеждой моей старухи-матери! Не заставляй плакать моей черноокой сестры, не заставляй стонать моей старухи-матери; умереть отцу ради сына постыдно. Ради создателя, отец, вернись, отправься домой! Если выйдет навстречу моя старуха-мать, спросит тебя обо мне, отец, дай ей правдивую весть; скажи: я видел твоего сына в плену; скажи: его белые руки связаны от (самых) локтей; скажи: к его шее привязан черный волосяной аркан; скажи: он лежит в свином хлеву; скажи: волос и шерсть трут его шейку; скажи: тяжелая цепь бьет его по ладыжкам; скажи: пищей ему — залежавшийся ⁶¹ ячменный хлеб и горький лук. Обо мне пусть моя мать не заботится; пусть ждет один месяц; не приду через один месяц — пусть ждет два месяца; не приду через два месяца — пусть ждет три месяца; не приду через три месяца, тогда пусть знает, что я умер, пусть заколет моего коня-жеребца и устроит по мне поминки, пусть отпустит мою жену, дочь чужанина; в ожидавший меня свадебный шатер пусть войдет другой. Пусть моя мать ради меня наденет синюю (одежду), * оденется в черное;