Книга моего деда Коркута - [25]

так, что из его белого мяса пошла кровь; заставили его плакать, взывая к отцу, заставили рыдать, взывая к матери. Со связанными руками, со связанной шеей, повергнутым лицом вниз, они взяли его (с со(5ой), отправились в путь; Уруз очутился в плену. До Казана весть не дошла; он так думал, что разбил врага, повернул поводья коня, вернулся назад, пришел в то место, где оставил сына, не мог его там найти; «Скажите беки, куда бы он мог уйти?», — спросил он. Беки говорят: «У юноши сердце как у птицы; он бежал, ушел к своей матери». Казан огорчился, вернулся назад; он говорит: «Беки, нам дан неудачный сын; я пойду, возьму его от его матери, разрублю его мечом, разрежу на шесть кусков; *разделив на шесть кусков, брошу (их); ³⁵ пусть никто больше на ровном месте не бежит, покинув товарищей». Так сказав, он пришпорил своего каурого коня, пустился в путь, пришел в свое жилище.

Ханская дочь, рослая Бурла-хатун, услыхала, что Казан пришел, велела зарезать лучших коней-жеребцов, верблюдов, баранов; «это первая добыча ³⁶ моего сынка; я дам пир бекам храбрых огузов», — подумала она. Ханская дочь увидела, что Казан приходит, поднявшись, встала она со своего места, надела соболью шубу на свои плечи, пошла встречать Казана, подняла ресницы, посмотрела Казану прямо в лицо, повела глаза направо и налево, не увидела своего сынка Уруза; ее черная печень заволновалась, ее бедное сердце запрыгало, ее глаза, обведенные черной каймой, наполнились кровавыми слезами. Она стала говорить Казану — посмотрим, хан мой, что она говорила: «Приди сюда, бек салоров, краса салоров, счастье моей головы, опора моего жилища, зять моего хана-отца, любимец моей государыни-матушки, ты, кого мне дали отец и мать, кого я, открыв глаза, увидела, кого я, отдав сердце, полюбила, мой бек-джигит, Казан! Поднявшись, ты встал со своего места; со своим сыном ты сел на своего черногривого кавказского коня,³⁷ настиг и поверг бедуинскую дичь с длинной шеей,³⁸ нагрузил (на верблюдов) жирное мясо, вернулся; вдвоем вы отправились, один ты приходишь, где мое дитя? где сын мой, *данный мне в мрачном мире? ³⁹ где мой единственный бек; его не видать; моя печень горит! Заставил ли ты сына, Казан, слететь с нависших скал? Дал ли ты съесть (сына) льву *в камышовых зарослях? ⁴⁰ Дал ли ты связать ему белые руки от (самых) локтей? Заставил ли (его) идти перед гяурами? Заставил ли смотреть на все четыре стороны, с высохшим языком и высохшим мозгом? ⁴¹ Заставил ли проливать ⁴² горькие слезы? Заставил ли стонать, взывая к госуда-рыне-матушке, к беку-отцу?». Снова она заговорила: «Сын мой, сын! сын, мой венец! ⁴³ сын, вершина лежащей против (нас) моей черной горы! сын, свет моих темных очей! Вредные ветры не повеяли, Казан, а мои уши болят; травы-чесноку я не поела, Казан, а моя внутренность горит; желтая змея не укусила меня, а мое белое тело вздымается, пухнет; в моей высохшей груди играет молоко; единственного сына не видать; моя печень горит! Весть о единственном сыне дай мне, Казан! не дашь — тогда, как огонь, постигнет тебя мое проклятие, Казан!». Еще одно слово сказала мать юноши; она говорит: *«Кто потрясал тростниковыми копьями,⁴⁴ те пошли и пришли; что сталось, о господи, с тем, кто потрясал золотым копьем? Кто ездил на (местных) *богатырских конях,⁴⁵ те пошли и пришли; что сталось, о господи, с единственным сыном, ездившим на бедуинском коне? Нукеры пришли, заместители ⁴⁶ пришли; что сталось, о господи, с единственным сыном? Весть о единственном сыне дай мне, Казан; не дашь — тогда мое проклятие, как огонь, постигнет тебя, Казан!». Еще одно сказала она: «В сухие ручьи пустила я воду; одетым в черные кафтаны дервишам дала обеты; *когда я видела около себя народ, я хорошо заботилась о своих гостях; у кого была надежда, у кого не было надежды — (всем) я давала есть; ⁴⁷ когда видела голодного — кормила (его), когда видела нагого — одевала (его); по молитве мне с трудом достался единственный сын; весть о единственном сыне дай мне, Казан! не дашь — тогда, *как огонь, постигнет тебя мое проклятие, Казан!».⁴⁸ Еще одно она сказала: «Если ты заставил единственного сына слететь с лежащей против (нас) черной горы, скажи мне; я велю свалить (ее) заступами. Если ты заставил единственного сына поплыть по вечно текущей, быстрой реке, скажи мне; я велю засыпать ее истоки. Если ты дал схватить единственного сына гяурам нечистой веры, скажи мне; я пойду к моему хану-отцу, возьму большое войско, обильную казну; пока я не сойду, израненная, с моего кавказского коня, пока не вытру рукавом своей алой крови, *пока мои руки и ноги не упадут безжизненно на землю,⁴⁹ пока не получу вести о единственном сыне, я не вернусь с путей к гяурам. Или сбросить мне, Казан, башмак со своей ноги? впустить мне черные ногти в мое белое лицо? раздирать ли мои алые, как осеннее яблоко, щеки? пролить ли свою алую кровь на свою чадру? навлечь ли тяжкое горе на твою орду? стонать ли мне, приговаривая: сын, сын? В рядах прошли отсюда ⁵⁰ красные верблюды; прошли ⁵¹ и их верблюжата с ревом; моего верблюжонка я лишилась; реветь ли мне? Прошли отсюда