Книга Мирдада - [8]

За этим последовали слезы и рыдания. Потом, после продолжительной паузы, он еще раз склонился, трижды поцеловал землю и продолжил:

“О Мирдад, мой победитель, мой господин и моя надежда, мое наказание и моя награда, прости жестокость Шамадама. Яд сохраняется в змеиной голове даже после того, как ее отнимут от тела. Но, к счастью, она уже не может укусить. Взгляни, у Шамадама больше нет ни клыков, ни яда. Поддержи его своей любовью, чтобы он смог увидеть тот день, когда рот его будет полниться медом, как и у тебя. Ибо таково твое обещание, данное ему. Ныне ты освободил его из первой тюрьмы. Да не будет он томиться во второй слишком долго”.

Прочитав на моем лице вопрос, о каких это двух тюрьмах он говорил, Хозяин вздохнул и стал объяснять. Голос его при этом так изменился, он стал таким мягким, что трудно было поверить, что он принадлежит тому же человеку.

“В тот день он позвал всех нас в этот самый грот, где он обычно говорил об учении с семью Спутниками. Солнце почти село. Западный ветер нагнал плотный туман, который заполнил все ущелья и нависал надо всем вокруг подобно мистическому савану, простирающемуся отсюда и до самого моря. Но он поднимался не выше, чем до середины нашей горы, которая, в результате, стала похожей на морское побережье. На западном горизонте скопились мрачные, темные тучи, которые совершенно скрыли за собой солнце. Учитель, растроганный, но пытающийся сдерживать свои чувства, по очереди обнял каждого из семи своих учеников, а потом сказал:

“Долго же вы жили на высотах. Теперь настало вам время спуститься вниз, в глубины. Подтвердите свое восхождение спуском, укрепите себя, соединив низины с высотами, ибо одни высоты делают вас легкомысленными, а одни низины — слепыми”.

“Обратившись же ко мне, он долго и ласково смотрел в мои глаза, а потом сказал:

“А твой час, Шамадам, еще не пробил. И ты будешь ожидать моего прихода на этом Пике. На время ожидания ты станешь хранителем моей книги, которая заключена в железном ящике и зарыта под алтарем. Смотри, чтобы никакая рука не коснулась ее, даже твоя собственная. В должное время я пришлю вестника, который возьмет ее и отдаст миру. Ты его узнаешь по следующим приметам: На вершину он взойдет по Кремневому Откосу. В путешествие он отправится, будучи одетым, имея посох и семь лепешек хлеба в запасе, но ты его найдешь прямо пред этим гротом, и будет он уже без посоха, раздет, без еды и без дыхания. Язык твой и губы будут запечатаны вплоть до его появления. Ты будешь избегать людей. И только увидев посланца, ты освободишься из тюрьмы молчания. Передав же Книгу в его руки, ты превратишься в камень, который будет охранять вход в этот грот до тех пор, пока не приду я. Из той тюрьмы освободить тебя смогу только я один. Если ты посчитаешь ожидание долгим, оно затянется надолго, если решишь, что оно кратко, то оно сократиться. Терпи и верь”. Сказав так, он обнял и меня.

“Обернувшись опять к Семи, он взмахнул рукой и сказал:

“Спутники мои, следуйте за мной”.

“И он стал спускаться по Откосу впереди всех. Его благородная голова была высоко поднята, твердый взгляд устремлен вдаль, святые стопы едва касались земли. Когда они достигли границы тумана, солнце вдруг прорвалось сквозь тучи над морем, образуя в небе сводчатый коридор, освещенный столь чудесным светом, что это невозможно выразить человеческими словами, для смертного взора это было просто ослепительно. И мне казалось, будто Учитель с Семеркой отделились от горы и ступая по облакам удаляются под эти своды, уходят прямо к солнцу. Мне было так печально остаться одному, совсем одному”.

Подобно человеку, утомленному долгим и трудным днем, Шамадам вдруг обмяк и смолк, его голова сникла, веки сомкнулись, даже грудь почти не шевелилась. Так он пребывал довольно долго. Пока я подыскивал в уме какие-то слова утешения, он поднял голову и сказал:

“Ты, любимец Фортуны, прости несчастного человека. Я сказал уже о многом, может быть, о слишком многом. Но могло ли быть иначе? Разве смог бы кто-то, чей язык был связан в течение ста пятидесяти лет, освободиться и говорить только “да” или “нет”? Разве Шамадам может быть Мирдадом?”

“Позволь спросить тебя, брат Шамадам?”

“Как хорошо ты сказал мне, “брат”. Никто не называл меня так с тех самых пор, как умерли мои братья, а это было так давно. Так о чем ты хочешь спросить?”

“Если Мирдад — такой великий учитель, то я удивляюсь, почему до сего дня в мире ничего не слышали ни о нем, ни о его семи спутниках. Как такое могло случиться?”

“Наверное, он ждет своего времени. Может быть, он учит под другим именем. Я уверен в одном: Мирдад изменит мир, также как он изменил Ковчег”.

“Но он уже мог давно умереть”.

“Только не Мирдад. Мирдад сильнее смерти”.

“Ты имеешь в виду, что он разрушит мир, также как он разрушил Ковчег?”

“Нет, и еще раз нет! Он снимет ношу с мира, также как он удалил все лишнее с нашего Ковчега. И тогда он освободит вечный и вездесущий свет, который в людях, подобных мне, погребен под тоннами иллюзий. А сейчас они оплакивают мрак, в котором пребывают. Он восстановит в людях то, что сами они в себе разрушили. Книга уже скоро попадет в твои руки. Прочти ее и узри свет. Я не могу откладывать больше. Подожди здесь, пока я вернусь. Ты не должен ходить со мной”.