Книга Мирдада - [6]
“Кто? Я?”
“Ты — тот благословенный, в чьи руки я должен передать тайную книгу, дабы ты сообщил о ней миру”.
“Какую Книгу?”
“Его Книгу — Книгу Мирдада”.
“Мирдада? А кто такой, этот Мирдад?”
“Неужели ты никогда не слыхал о Мирдаде? Очень странно. Я был совершенно уверен, что его имя и доныне полнит землю, как оно до сего дня присутствует здесь, в камнях подо мной, в воздухе вокруг меня и в небе в вышине. Эта земля, странник, священна, ибо он ступал по ней. Этот воздух свят, ибо он вдыхал его. Это небо свято, ибо его касался его взор”. Говоря так, монах низко склонился, трижды поцеловал землю и замолк. Помолчав, я сказал:
“Ты возбудил во мне желание узнать побольше об этом Мирдаде”.
“Обрати ко мне свой слух, и я поведаю тебе все, что мне не запрещено произносить. Имя мое — Шамадам. Я был хозяином Ковчега, когда умер один из девяти спутников. Едва отлетела его душа, как мне сказали, что к воротам прибыл странник и спрашивает меня. Я знал, что это Провидение прислало его, чтобы он занял место умершего спутника. И мне следовало возрадоваться тому, что Бог все еще присматривает за Ковчегом, как Он делал это и во времена отца нашего, Сима”.
Тут я прервал его и спросил, правда ли то, что мне рассказывали люди внизу, будто Ковчег был построен первым сыном Ноя. Его ответ был быстр и решителен:
“Да, все было так, как ты слышал”. После чего он продолжил прерванный рассказ,
“Да, мне следовало радоваться. Но по неизвестным мне самому причинам в груди моей поднялось раздражение. Еще до того, как я увидел странника, все мое существо настроилось против него. И я решил его прогнать. При этом я полностью осознавал, что отвергая его, я нарушил бы нерушимую традицию, я отвергнул бы и Того, Кто его прислал.
“Когда я распахнул врата и взглянул на него, на молодого, не более двадцати пяти лет от роду, все мое сердце ощитинилось словно бы кинжалами, которые я с удовольствием вонзил бы в этого человека. Голый, истощенный, лишенный средств всякой защиты, даже посоха, он выглядел совершенно беспомощным. И все же на его лице лежал какой-то отсвет, делающий его более неуязвимым, чем рыцаря в полном вооружении, и обнаруживающий его гораздо более древний, не по годам, возраст. Все мои внутренности восстали против него. Каждая капля крови в моих жилах хотела его уничтожить. Не требуй от меня объяснений. Может быть, его проницательный взгляд обнажил глубины моей души, и меня привела в ужас необходимость находиться в его присутствии и созерцать свою неприкрытую душу. Может быть, его чистота разоблачила мою непристойность, и мне было обидно лишиться покрова, которым я столь долгие годы прикрывал свое непотребство. Ибо грязь обожает свои покрывала. Может быть, между нашими звездами существовала древняя вражда. Кто знает? Кто знает? Только он мог бы сказать.
“Твердо и безжалостно я заявил ему, что он не может быть принят в общину, и приказал ему убираться прочь. Но он проявил настойчивость и кротко посоветовал мне переменить решение. Но его совет подействовал на меня как удар, и я плюнул ему прямо в лицо. Он все еще продолжал стоять на своем, только медленно отер плевок с лица и еще раз посоветовал мне изменить решение. Когда он стер плевок со своего лица, я почувствовал, будто сам целиком изгажен этим плевком. Одновременно я ощутил поражение, где-то в глубине я понял, что битва происходит не на равных, что он гораздо более сильный боец.
Как и любая другая, моя ущемленная гордость не позволила прекратить борьбу до тех пор, пока сама не убедилась, что уже повержена и растоптана в пыли. Я был уже на грани того, чтобы внять совету странника. Но мне захотелось его вначале унизить. Но можно ли было его хоть как-то унизить?
Вдруг он поинтересовался, не найдется ли для него еды и какой-нибудь одежды. Тут уж моя надежда ожила. Имея на своей стороне голод и холод, я поверил в возможность своей победы. Я ему грубо отказал, заявив, что монастырь существует за счет милостыни и не может подавать милостыню сам. Тут я солгал самым наглым образом, ибо монастырь был настолько богат, что не отказывал нуждающимся ни в пище, ни в одежде. Мне хотелось, чтобы он попросил. Но он вовсе не просил, а требовал, как будто имел на это право. В его вопросах присутствовали нотки приказа.
Схватка продолжалась долго, но без всяких перемен. С самого начала победа была на его стороне. Чтобы прикрыть свое поражение я, наконец, предложил ему войти в Ковчег в качестве слуги. Но только в качестве слуги. Это, как я рассчитывал, должно было его унизить. Даже тогда я все еще не понимал, что нищ как раз я, а не он. Подчеркивая мое унижение, он принял приглашение без малейших возражений. В то время я так и не понял одной малости, а именно, что приняв его, пусть даже в качестве слуги, я уничтожил себя. До последнего дня я предавался иллюзии, будто это я, а не он, являюсь главным в Ковчеге. Ах, Мирдад, Мирдад, что ты сделал с Шамадамом! Ах, Шамадам, что же ты сотворил с собой!”
Две большие слезы сбежали по его бороде, а плечи содрогнулись. Сердце мое также дрогнуло и я попросил:
“Умоляю, не говори больше о человеке, память о котором так тебя расстраивает”.
Это загадочное и мистическое произведение принадлежит перу классика современной арабской литературы Михаила Найми, друга выдающегося арабо-американского писателя, поэта, философа и художника Халили Джебрана.Ошо, просветленный мастер XX столетия, так говорит об этой книге: „Книга Мирдада" — одна из моих самых любимых книг. Она us тех книг, которые будут жить вечно. Если бы я должен был составить список великих книг, ее бы я поставил первой».В книге говорится о том, что важно для каждого человека: любовь и ненависть, вера и предательство, время и смерть, добро и зло.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.