Книга еретиков - [17]

; «Нерожденное есть то, что не имеет причины бытия, но само является для возникшего [= рожденного] причиной их возникновения»[72]. Таким образом, соглашаясь некоторым образом с пониманием свт. Александра Александрийского, что понятие «нерожденности» не тождественно просто представлению об отсутствии начала во времени, Астерий добавляет некий положительный признак для определения нерожденности, а именно, что в отношении нерожденного нельзя говорить о его создателе, т. е. что нерожденное не имеет причины для своего существования, но само является причиной для иного.

Астерий не делал акцента на учении об изменяемости Сына, характерном для Ария, которое вносило сотериологический элемент в доктрину последнего (поскольку, согласно Арию, если Сын изменяем, то Он в определенном смысле равен остальным людям), но разрабатывал космологическую составляющую христологической концепции Ария. В системе Астерия элиминируется представление о Сыне как о существе, по особенностям своей природы близком ко всем людям, и, хотя Астерий говорит о Сыне как об одном из людей, он рассматривает Его в качестве первой из тварей по чести и близости к Богу. Важной является специфика переосмысления Астерием арианского понимания применения понятия «отцовства» в отношении Бога, что связано также и с пониманием Христа как Сына Божия. Арий утверждал, что Бог не может называться Отцом до того, как он создал-родил Сына, и потому Бог был Отцом не всегда; в понимании Астерия, Бога и до рождения Сына (Христа) можно называть Отцом, так как существование Сына, когда Его актуально еще не было, имело место в замысле Отца – вследствие полноты Божественной жизни, могущей распространиться в направлении дарования бытия Сыну. Учение о том, что Бог является Отцом и до рождения Сына (Христа), рожденного «из ничего» посредством воли Отца, Астерий разделял со своим товарищем по братству лукианистов Феогнисом Никейским – видимо, это учение было популярно в школе Лукиана.

Представление Астерия о том, Бог был Отцом и до рождения Сына, свидетельствует о различных тенденциях в арианском лагере относительно понимания статуса Сына: более радикальную позицию в плане отделенное™ Христа от Бога разделял сам Арий; более же смягченный вариант, подразумевающий определенную внутреннюю связь Бога и Христа (Сына), пусть и проявляющуюся в представлении о потенциальном бытии последнего в замысле Отца, был характерен, в частности, для Астерия. Соответствующее учение Астерия позволило ему не разделять положение учения Ария, согласно которому Сын по Своей природе изменяем, но в отношении Его постоянства в благой воле Он является предузнанным Богом прежде всех век.

Это большее, по сравнению с учением Ария, сближение, связывание Хр иста (Сына) с Богом (Отцом) в системе Астерия выражается также и в том, что Астерий, в отличие от Ария, не делал акцента на изменяемой природе Христа, из чего для Астерия следовало и положение о тождественности по воле между Богом-Отцом и Сыном, поскольку Сын совершенно послушен Отцу и с необходимостью всегда следует и исполняет Его волю. Фактачески Астериево понимание роли Сына означает, что Сын есть орудие Отца, посредством которого последний исполняет Свою волю в отношении сотворенного Им космоса.

Представление о единстве воли Сына с Отцом, преломленное через учение апостола Павла о том, что Сын – «сияние славы и образ ипостаси» Отца (Евр. 1: 3) и «образ Бога невидимого» (Кол. 1: 13), позволило Астерию развить важное в контексте арианских споров учение о Сыне как образе Отца: Астерий использовал понятие «образа», чтобы выразить, во-первых, тождественность воли Сына с волей Отца, наподобие тождественности положения тела у человека и его точного живописного или скульптурного образа, или, более точно, наподобие тождественности движений у человека и его тени – в этом проявляется неотличимость Сына от Отца как Его образа; и, во-вторых, это позволяет Астерию иллюстрировать положение, согласно которому Сын отличен по сущности от Отца так же, как различны, например, сущность человека и сущность статуи, его изображающей, – это различие по сущности обусловлено, согласно логике Астерия, тем, что Сын есть образ сущности Отца, а значит, не тождественен с Ним в Своей сущности и обладает сущностью, которая «ниже», чем сущность Отца. В учении Астерия о Сыне как неотличимом образе проявляется влияние традиции лукиановской школы. В т. н. «Лукиановском символе», принятом на Антиохийском соборе 341 г., говорится о Сыне как о «неотличимом образе сущности, силы и славы Отца». Таким образом, Астерий использовал формулу: «Сын есть неотличимый образ Отца», восходящую к школе Лукиана, для обоснования своего учения, предполагающего, что Сын выступает в роли орудия Отца, имея волю, во всем тождественную с волей Отца.

Афанасий Александрийский. Послание о соборах, бывших в Аримине Италийском и в Селевкии Исаврийской 1.18 –19 [73] .

Некто же Астерий из Каппадокии, многоглавый софист, один из последователей Евсевия, поскольку в прежнее гонение, при деде Констанциевом, принес жертву и не мог быть ими введен в клир, то, с согласия последователей Евсевия и в угоду им, пишет сочинение, равняющееся по дерзости его жертвоприношению, – потому, что приравнял в нем ко Христу и даже предпочел Ему гусеницу и саранчу и говорит, что кроме Христа есть в Боге иная Премудрость, Творительница Христа и космоса! Он обошел сирийские и другие Церкви по распоряжению евсевиан, чтобы, однажды решившись отречься, и теперь дерзко восставать против истины. Так, этот предерзкий во всем человек проникал в места, недозволенные для него, и, сидя на месте клириков, читал всенародно свое сочинение, хотя иные и негодовали на него. В этом сочинении написано многое; часть же его составляет следующее: «Не сказал блаженный Павел, что проповедует Христа – Собственную Его, то есть Бога, Силу или Премудрость; но говорит без этого добавления