Книга алхимика - [41]

Салим поздоровался с нами меланхоличным кивком.

— Благодарю, что пришли без промедления. Перейду сразу к делу. Толедцы объявили нам войну. Я только что от эмира, он со мной согласен. На этот раз у нас нет выбора. Будем сражаться.

Мы с Паладоном переглянулись. Визирь никогда прежде не обсуждал с нами государственные дела, не говоря уже о делах военных.

— Но, отец, толедцы не представляют для нас никакой угрозы, — промолвил Азиз. — В прошлом году народ изгнал своего эмира аль-Кадира, и сейчас Толедо погружен в хаос.

— Если бы ты, Азиз, не спал во время аудиенций у нашего эмира, то запомнил бы, что аль-Кадир снова занял престол в Толедо три месяца назад.

— Прости отец, — пристыжено склонил голову Азиз, — но я все равно ничего не понимаю. С чего им вдруг объявлять нам войну? У них лишь один небольшой повод для недовольства — маленькая приграничная крепость, которую ты построил для охраны перевалов. Но ты сам не раз говорил, что этот мелкий спор можно разрешить путем переговоров.

— Все это было бы так, если б аль-Кадир восстановил власть в своем эмирате самостоятельно, но ему помогла христианская армия, обстрелявшая город из баллист. Именно это и вызывает у меня беспокойство. Впервые с падения халифата христиане открыто вмешались во внутренние дела Андалусии. Кроме того, это означает, что у Альфонсо Кастильского теперь есть вассал-мусульманин, его марионетка. С виду на нас напал Толедский эмират, но за этим стоит Кастилия. Так что не надо тешить себя надеждой, что мы имеем дело с обычным пограничным конфликтом.

Мы в молчании уставились на Салима. Абу Бакр хмурился за его спиной, воинственно вращая единственным глазом. Визирь тяжело вздохнул.

— Близится большая война, которой я всегда опасался. Враги ислама становятся все самоувереннее.

— Но христиане слишком слабы, чтобы причинить нам вред, — возразил отцу Азиз, — их крошечные королевства и княжества едва сводят концы с концами. Аль-Андалус богата, и ее армии сильны.

Салим раздраженно покачал головой.

— Неужели ты совершенно ничего не помнишь из того, что я тебе говорил? Да поймите же вы… Да, все вы, — он обвел нас взглядом, — нет никакой Аль-Андалус. После падения халифата мы превратились в горстку эмиратов, сражающихся друг с другом из-за всякой ерунды. По отдельности мы не сможем противостоять кастильской армии. Мы разрозненны, в этом наша слабость, и христиане прекрасно это понимают. Пятнадцать лет назад отец Альфонсо Фердинанд потряс весь исламский мир, когда взял Коимбру. Впервые за триста лет христиане захватили земли, принадлежавшие мусульманам. Мы не любим говорить об этом из чувства стыда. А еще мы не любим вспоминать, что в тот же самый год отряд норманнских разбойников, именовавших себя крестоносцами, с благословения римской Церкви и при молчаливом попустительстве Фердинанда, пересек горы, отделявшие наши земли от Галлии, и захватил город Барбастро. Налетчики ушли, но перед этим разграбили город, сожгли мечети, перебили всех мужчин, а женщин, изнасиловав, погрузили на корабли и отправили на продажу в Византию, на невольничьи рынки. И это было. И это допустили мы. И это позор для нас. — Глаза Салима метали молнии. — Набег произошел, как раз когда меня только назначили на должность визиря. Несмотря на всю свою неопытность, я прекрасно понимал, что нас ждет в будущем. Эмир Абу тоже это осознавал. Но остальные правители эмиратов будто ослепли. Мы с моим дядей пытались уговорить их объединиться, чтобы вместе выступить против христианской угрозы, но наши гордые соседи предпочли бездействие. Хуже того, некоторые согласились платить дань, которую от них потребовал Фердинанд. Одного разоренного города оказалось достаточно, чтобы трусливые эмиры по всей Андалусии сдались без боя.

Он фыркнул и пригубил воду из кубка. Мы чувствовали себя крайне неуютно и, судя по всему, выглядели соответствующе, особенно Паладон, который принялся тереть ладонь о ладонь. Он всегда так делал, когда нервничал.

— Паладон, я ничего не имею против христиан, — примирительным тоном произнес Салим. — Христиане Мишката преданы престолу, а твой отец мой друг. Однако мы сейчас оказались в сложном положении и, будучи государственными мужами, обязаны решить, какие меры следует предпринять.

Визирь сделался еще мрачнее.

— Я надеялся на то, что время на нашей стороне. Я полагал, что после смерти Фердинанда его сыновья начнут борьбу за престол и Кастилия потонет в междоусобицах. Так оно и случилось. Однако, несмотря на наши с эмиром усилия, нам так и не удалось растолковать остальным правителям Андалусии простую вещь: распри в Кастилии — прекрасная возможность раз и навсегда избавиться от христианской угрозы. Ну а сейчас уже слишком поздно. Альфонсо Кастильский объединил королевство, став его новым властителем. Он уже успел показать, что хитрее и опаснее своего отца. Первым делом он потребовал от эмиров платить ему дань, и они с готовностью согласились, даже не попытавшись созвать войска, — Салим в гневе стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Но мы, клянусь Аллахом, слеплены из иного теста. Пока мой дядя сидит на троне, а я занимаю должность визиря, Альфонсо не получит от Мишката ни одного дирхама золота. — Он отхлебнул воды, стараясь успокоиться, после чего продолжил: — Прошлой зимой мои соглядатаи доложили о том, как Альфонсо бахвалится перед своими рыцарями. Он утверждает, что станет натравливать один эмират на другой, а потом, когда придет время, Андалусия, словно спелое яблоко, упадет ему в подставленную ладонь. Я передал его слова всем эмирам, но они расхохотались в лица моих послов. Теперь Альфонсо перешел от слов к делу. Аль-Кадир — его ставленник. Он слаб, развращен и боится собственного народа. Такой человек сделает все, что от него потребует его новый хозяин. — Салим дал знак Абу Бакру. — Говори.