Книга алхимика - [160]

— Все будет хорошо, — мягко произнес он, присев рядом со мной.

— Да, — кивнул я, — главное, в это надо верить.

Некоторое время мы сидели молча. Присутствие Паладона придавало мне сил. Думаю, я действовал на него так же.

— Паладон, а что мы будем делать потом? — наконец спросил я. — Нужно убраться из Мишката подальше, — расплылся он в улыбке. — Мы уедем вместе с Айшой и ребенком.

— Это понятно, — кивнул я. — А потом? Андалусии, которую мы любили, больше нет.

— Ну отчего же? В Сарагосе по-прежнему правит Мутамин. Поедем туда. Он с радостью примет Азиза.

— Хорошо, а потом? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как станут развиваться события. Война между христианами и альморавидами будет бушевать и дальше. Их ненависть друг к другу уже стерла в порошок все, что было нам дорого. Сюда будут прибывать все новые и новые христиане. В Европе полно таких, как Элдрик. Крестоносцев и фанатиков. Альморавиды некоторое время смогут сдерживать натиск, но Юсуф стар, а государство и общество, что он хочет создать, уныло и безрадостно. Со временем оно ослабнет и развратится. Пойми, Паладон, я в отчаянии. Мусульмане невежественны и преисполнены ненависти. Христиане невежественны и преисполнены ненависти. Во что превратится этот мир? В нем нет места для нашего Братства.

— По мне так, все равно, в каком мире жить, главное, чтобы рядом были Айша с Ясином. Впрочем, если хочешь знать мое мнение, я считаю, что ты неправ.

— Паладон, сегодня вечером мы своими глазами видели, как жгут книги.

— Жгли, ну и что? Это неважно. Как ты только этого не понимаешь, Самуил?! Можно обойтись и без книг. Наши мысли, наши планы, идеи… Они где? Вот тут! — он похлопал себя по голове. — И тут, — он показал на сердце. — И там же пребывает Бог, если, конечно, Он вообще существует. Это ты так говорил. Впрочем, я и сам недавно дошел до этого своим умом — после того, как насмотрелся на ужасы, которые творят христиане и мусульмане во имя Его. А потом я вспомнил то, что ты всегда повторял. В мире присутствует созидательное и разумное начало. Вселенная — это воплощение удивительных тайн, разгадка которых может доставить безграничную радость. Бог повсюду, и мы все очень разные. В этом разнообразии, в этой буйной палитре красок и заключается красота. — Паладон усмехнулся. — Помнишь того старого фанатика Газали? А Сида? Ты вечно твердил, что они очень похожи, а я никак не мог взять в толк почему. Только сейчас начал понимать. Живи для того, чтобы жить! А ведь они оба наслаждались каждым мгновением! Да, в чем-то они заблуждались, в чем-то были безумны, но при этом лично мне они кажутся куда более здравомыслящими, чем крестоносцы или альморавиды. Этих мне просто жалко. Каждый день просеивать сквозь мелкое сито Коран и Библию в поисках оправданий своих зверств… — мой друг покачал головой. — Какой же скучный, тоскливый мир они хотят создать… Этот мир напоминает мне засыхающее дерево. Но послушай, Самуил, нас же никто не заставляет жить в этом мире! Пока мы дышим, пока мы считаем, что Бог — это жизнь и радость, пока мы пестуем в наших сердцах лучшее, а не худшее, нам никто не страшен. Мы свободны! Я никогда до конца не понимал то философское учение, которое ты разрабатывал с Саидом, но мне нравятся его краеугольные камни. Бог-Перводвигатель, небесная селитра… На этих идеях и зиждется наше Братство, а их воплощение — мечеть, которую мы построили вместе. Она прекрасна. И пока она есть…

— Ее считай уже нет, — перебил я Паладона. — Как сегодня стало известно, Юсуф собирается ее разрушить.

— Это неважно, — отмахнулся мой друг. — Идеи же никуда не денутся! Если получится, когда-нибудь отстрою мечеть заново. Я способен внятно выразить себя лишь в творчестве. Кто знает, может, когда-нибудь Санчо с Альфонсо снова улыбнется удача, они разгромят альморавидов, и я вернусь в Мишкат. Внешняя форма не так уж и важна. Какая разница — мечеть или христианский собор? Главное — храм того, во что мы все верим. Если же мне не удастся воссоздать его, тоже невелика беда. Пока мы втроем живы… Вернее, нет, пока жив хотя бы один из нас, будет жить и идея того, что мы построили. Будет жить Андалусия и ее идеи — терпимости, великодушия, согласия — всего того, чем мы так дорожим. А если мы погибнем, хоть сегодня, хоть завтра, хоть через много лет, идеи будут жить дальше. На небесах, на земле — везде, где есть любовь. — Паладон смущенно посмотрел на меня. — Извини, меня послушать, так я вот-вот готов начать свою священную войну в противовес тем войнам, что ведут другие. Но если подумать, то мы тоже в каком-то смысле моджахеды, только цель у нас благороднее, чем у крестоносцев или альморавидов. За нее стоит умереть.

— Ты прав. Любовь — это основа основ.

— Именно так. Кроме того, как бы ни закончились наши приключения, никто не сможет нас упрекнуть в недостатке храбрости. Однако я верю, что все завершится хорошо. Последний раз я был так счастлив, когда… когда мы нашли тебя прячущимся на смоковнице. Именно с этого все и началось.

— Да, началось все хорошо, а закончиться может плохо, — мрачно пробурчал я.

Паладон схватил меня за плечи и посмотрел прямо в глаза.