Книга алхимика - [136]

За портьерой скрывалась лестница. Спотыкаясь, падая, обдирая колени, я кинулся вниз по каменным ступенькам и наконец оказался у окованной железом двери, что вела в комнату, где сочетались браком Паладон и Айша. Я забарабанил по ней кулаками. По тоннелю пошло гулять гулкое эхо.

— Джанифа! Джанифа! Это я! Самуил! — заорал я.

Ответом мне была лишь звенящая тишина. В отчаянии, без сил, я прислонился к каменной стене. Если Джанифа уже сбежала, я ее никогда не найду.

Раздался громкий щелчок, и дверь со скрипом приотворилась. На пороге возникла мощная фигура, залитая струившимся из комнаты светом. Я почувствовал на шее холодную сталь. Дверь раскрылась шире, и я узнал человека с мечом. Передо мной было худое, обрамленное короткой седой бородой лицо тысячника Хазы.

— Визирь, — позвал он, — это иудей.

— Сюда его, — раздался в ответ слабый голос Азиза.

Закованная в железо рука схватила меня за шиворот и рывком затащила в комнату. Дверь за спиной с шумом захлопнулась. Снова лязгнул замок. Я приземлился на четвереньки на ковер — тот самый, на котором стоял во время бракосочетания. Подняв голову, я увидел Джанифу, опустившуюся передо мной на колени.

— Самуил! Ты нашел нас! — воскликнула она.

Я посмотрел ей за спину. Азиз лежал на диване. На полу валялась его кольчуга. Грудь принца была перевязана красными от крови бинтами. Из плеча торчал обломок стрелы. Женщина с закутанным лицом вытирала ему лоб тряпицами, которые смачивала в серебряной миске с водой.

— Удивительный ты человек, Самуил, — усмехнулся Азиз. — Стоило завести речь о том, что мне нужен лекарь, как ты уже здесь.

— Ты жив, — прошептал я. — На рыночной площади солдаты кричали, что тебя убили.

— Пока еще нет, — ответил он.

Несмотря на его улыбку, я увидел, что он смотрит на меня обеспокоенно и даже смущенно. Точно так же на меня смотрела и Джанифа.

Женщина, вытиравшая Азизу лоб, обернулась. В тот же самый момент маленький русоволосый мальчик высунул из-под дивана голову. Мне показалось, что я снова схожу с ума.

Взглянув на женщину, я увидел широкую улыбку, знакомые ямочки на щеках и карие глаза Айши.

ПЕЩЕРА Аль-Андалус, 1086–1091 годы

Повествование

В котором речь идет о том, как двое иудеев увидели наяду и о том, как кардинал предложил одному из них работу.

Мало кто не слышал легенду о падении Мишката. Если ей верить, то распаленные похотью и жаждой убийства норманнские и франкские рыцари ворвались в обезлюдевший дворец и принялись искать знаменитый гарем, а эхо их воплей гуляло по пустынным мраморным покоям. Наконец крестоносцы по аромату духов отыскали погрузившийся в тишину зал. Там они нашли эмира и его красавиц, одетых в их лучшие наряды. Все они спали вечным сном, сжимая в руках золотые кубки. Гордость и торжество застыли на их лицах, надменно смотрели на врагов их остекленевшие глаза. Поэты потом описывали, как христианские рыцари, сжимая мечи, с которых капала кровь нубийцев, застыли от ужаса при виде тихого величия смерти, как, придя в смятение, кинулись прочь, гонимые силой Аллаха.

Я слышал, что стихи об этом читают даже во дворцах Каира и Багдада. В этом нет ровным счетом ничего удивительного. Буквально каждый день приходят известия о том, что крестоносцы то на Сицилии, то в Малой Азии, то в Сирии, то в Палестине захватили очередную крепость или город. Само собой разумеется, мусульманам хочется представить себялюбивый поступок эмира Абу примером того, что, даже потерпев поражение, можно одержать над врагом нравственную победу.

Лично я сомневаюсь, что безжалостные христианские рыцари были хотя бы капельку тронуты представшей перед ними картиной. Скорее всего, они снова пустили в ход окровавленные мечи, рубя очаровательные головки наложниц, чтобы снять с них усыпанные изумрудами и топазами ожерелья. Надо полагать, резали они красоткам и пальцы — так гораздо проще снять бриллиантовые кольца.

Мы видели, какому чудовищному разграблению подвергается город, когда со всей осторожностью спускались по склону козьей тропой. Мусульманские и еврейские кварталы горели. Купол городской мечети тоже был объят пламенем. Он обвалился прямо на наших глазах. Сквозь рев пламени до нас доносились истошные крики женщин, эхом которым служили пьяный смех и хриплое улюлюканье захватчиков. И на фоне всего этого едва слышно звучали молитвы на латыни — в церквях христианского квартала шли службы.

Главная дорога ко дворцу была запружена подводами с золотом, серебром, шелками, мебелью и прочей добычей: христиане грабили дома, прежде чем предать их огню. На одной из телег в свете горящей мечети я разглядел силуэт семисвечника-меноры, некогда стоявшего в одной из синагог. Один из солдат-ветеранов, которого тысячник Хаза отрядил мне в помощь, был иудеем. При виде меноры слезы заструились по его лицу.

Мы шли в молчании, стараясь двигаться как можно тише. Хаза приказал воинам снять кольчуги и обвязать их тканью, чтобы звяканьем они нас не выдали. Женщин, ребенка и меня несли на закорках. Тысячник решил не рисковать, ведь тропа была узкой и крутой, а мы были неуклюжими и могли нечаянно устроить камнепад. Позади нас четверо солдат искусно лавировали среди валунов с носилками, к которым был привязан Азиз, находившийся в бессознательном состоянии. Вообще-то, ему требовался полный покой, но мы оказались в безвыходном положении. Если бы остались, нас бы ждала верная смерть.