Книга алхимика - [133]

Я прервал его, спросив, зачем он мне все это рассказывает — я же всего-навсего лекарь. Как я могу давать ему советы в вопросах управления государством?

— Самуил, у меня есть советники, причем очень опытные. Это полководцы эмира и придворные, помогавшие моему отцу править страной. Кого-то из них я некогда сместил, кого-то отправил в отставку. Сейчас я вернул им их прежние должности. Что же я хочу от тебя? Чтобы ты давал моим решениям нравственную оценку. Хорошо ли я поступаю или дурно? Мудро или глупо? Я не желаю больше допускать ошибок. Я доверяю твоей честности и природному чутью. Я написал Юсуфу письмо, в котором осудил действия аль-Мутамида. Ты знаешь, я разделяю чувства аль-Мутамида, но Юсуф представляет собой куда большую опасность для Мишкат. Получается, я лицемерен и двуличен? Я поступаю неправильно?

— Нет, Азиз. Ты действуешь во благо государства. Совсем как твой отец.

— Спасибо, — кивнул он, — именно это я и хотел узнать. — Он взял со стола другой лист пергамента. — Так вот, теперь по поводу крестоносцев Санчо. Они повадились устраивать набеги на наши земли. Приграничные крепости держатся, а их гарнизонов вполне хватает, чтобы давать крестоносцам отпор, но, если дело дойдет до настоящей войны и вторжения, нам понадобятся деньги и люди. Армия измотана, казна пуста. Мне придется ввести новые налоги и, возможно, объявить о новом наборе солдат. Народ весьма болезненно воспримет эти шаги, но иного выхода я не вижу. Что ты на это скажешь?

Так мы стали встречаться два-три раза в неделю. Азиз рассказывал о том, что его беспокоило, после чего спрашивал, что я думаю по поводу того или иного принятого им решения. Мне кажется, принц был мною доволен, хотя я ни разу не возразил ему и не предложил своего варианта действий. Азиз не солгал мне — от меня ему требовалась лишь нравственная оценка предпринимаемых им мер, и мне льстило его доверие. Постепенно я понял, как сильно он изменился. «Как же Салим гордился бы сейчас своим рассудительным трудолюбивым сыном!» — радовался я. Кроме того, визирь порадовался бы, что сбылась его мечта: теперь Азиз всегда советовался со мной.

А потом пришла беда.

Как-то утром примерно через семь месяцев после моего возвращения во дворец я вошел в кабинет Азиза и обнаружил, что принц примеряет новые доспехи — простые, без серебряных украшений, которые он когда-то так сильно любил. Они представляли собой обычную кольчугу, которую носили все воины. В тот самый момент, когда я переступил порог, Азиз поднимал и опускал правую руку, в которой обычно держал меч, а оружейник делал замеры в области плеч — кольчуга не должна стеснять движений.

— Самуил, — обратился ко мне Азиз, — сегодня наша встреча будет не очень долгой. До нас дошли вести, что Санчо сосредотачивает на нашей границе войска. Скоро я покину город вместе с армией. Никаких торжественных проводов. Не хочу, чтобы в Мишкате поднялась паника. Альмерийцы — да-да, наши старые враги — на этот раз будут сражаться на нашей стороне. Числом мы вроде должны превзойти кастильцев. Командующими я поставил тысячников Хазу и Кабира. Это люди моего отца. Они оба достаточно опытны и надежны. Полагаю, Санчо бросит в битву норманнов. Если у нас получится выманить их армию в открытое поле, то мы их разобьем. Если все пройдет удачно, вернусь недели через три, может, через месяц. Ну что, Самуил, пожелаешь мне удачи?

Я растерялся, не в силах найти слов, чтобы приободрить его. Новость потрясла меня до глубины души. Первым делом я подумал, что Азиз и Паладон могут столкнуться друг с другом на поле боя и, конечно же, попытаются убить друг друга. При этом я прекрасно понимал, что со всеми своими нравственными оценками никак не смогу этому помешать — уж слишком люто Азиз ненавидел Паладона, а тот, в свою очередь, скорее всего, испытывал к принцу схожие чувства.

— Береги себя, — сказал я.

Азиз, совсем как встарь, сверкнул белозубой улыбкой.

— Я не собираюсь рисковать ни собой, ни своей армией. Да, и хочу тебя успокоить — я не стану искать встречи с заклятыми врагами. Сейчас не время сводить личные счеты.

— Спасибо, Азиз, — только и смог вымолвить я.

— Мой милый, славный Самуил, — проговорил он, — мой самый давний и самый преданный друг…

У меня сжалось сердце — ведь именно эти слова я слышал на прощание от Паладона.

— Я уезжаю, так что очень на тебя полагаюсь. Присматривай за эмиром и женщинами. Если во дворце царит покой, покой будет и в городе. Мне очень не хочется, вернувшись, узнать о случившихся во время моего отсутствия скандалах и трагедиях.

Он был очень ласков, постоянно шутил и вообще пребывал в прекрасном расположении духа.

***

На следующее утро, встав незадолго до восхода солнца, я увидел темные силуэты всадников, ехавших вереницей вниз по склону холма. Стояла тишина — ни боя барабанов, ни рева труб. Прежде чем конники достигли подножия холма, их начал окутывать туман. А я все стоял и смотрел, как в этой предрассветной дымке один за другим пропадают воины.

Христиане устроили засаду на армию Азизана одном из горных перевалов, находившемся на нашей территории достаточно далеко от границы. Ни один враг в здравом уме никогда бы не счел то длинное узкое ущелье слабым местом в нашей обороне. Считалось, что подступы к нему надежно перекрыты. По обеим сторонам ущелья вздымались высокие кручи, а на въезде и выезде из него располагались хорошо укрепленные замки. И все же противник каким-то чудом отыскал козью тропу, обошел по ней все препятствия и, притаившись за скалами, принялся ждать нашу армию.