Книга алхимика - [106]

Сам не знаю, каким образом, но мне удалось весь тот день исправно исполнять свои обязанности. Впрочем, если начистоту, операцию я провел не лучшим образом, поскольку у меня дрожала рука, когда я вскрывал фурункул. Когда меня отыскала Мария и отвела в покои своей госпожи, уже начали сгущаться сумерки.

— Абу в ярости, — сообщила мне возлежавшая на подушках Джанифа, — он согласен с твоей оценкой нашего положения. Идея Азиза — чистейшей воды глупость. Юсуф обретет больше, чем мы можем получить от него взамен. Абу считает, что брак опасен. По его словам, Юсуф такой же хищник, как и король Кастилии. И еще… еще он считает, что замужество станет трагедией для бедняжки Айши.

— Вы хотите сказать, новости хорошие? — спросил я, напуганный ее ровным, бесстрастным голосом.

— Нет. Он собирается дать Азизу свое разрешение.

Я уставился на Джанифу во все глаза.

— Он сказал, что приказал визирю возглавить посольство и представлять его, эмира, интересы на переговорах, а значит, в действия визиря вмешиваться нельзя. Нужно позволить Азизу поступать так, как он считает нужным.

— Это… это весьма прискорбно, — промямлил я.

— Прискорбно? — воскликнула Джанифа. — Это катастрофа! Моя бедная, несчастная голубка! Слава Аллаху, она еще ни о чем не знает. Самуил, Айша должна пребывать в неведении и дальше. Азиз должен отправиться в дорогу вместе с ней через несколько дней. Дай мне слово, Самуил, что пока ничего ей не будешь говорить. Если Айша узнает, она может попытаться свести счеты с жизнью. Я бы непременно так поступила, если бы мне предстояло провести остаток своих дней в гареме какого-нибудь старого африканца. Скорее всего, она овдовеет, прежде чем ей исполнится двадцать лет. А что дальше? Ты знаешь, как там люди живут? Ни тебе вина, ни музыки. Это все равно что быть похороненной заживо. Плохо дело… Очень плохо.

— Но почему эмир дал свое согласие? — не мог понять я.

— Политика, Самуил. Для мужчин она словно игра, ну а мы, женщины, в ней пешки. Такова уж наша судьба.

— При чем тут политика? Брак Айши и Юсуфа противоречит нашим интересам. Эмир признал, что их свадьба обернется для Мишката катастрофой. Вы же мне об этом сказали сами. И все равно не желает вмешиваться. Как можно быть таким безответственным? Эмир совсем потерял… — Я прикусил язык. Так недолго договориться и до измены.

— Так что там потерял мой брат? — строго спросила Джанифа.

— Интерес к государственным делам, — хмуро закончил я.

— Когда Салим был визирем, все было точно так же.

Во мне снова вспыхнул гнев, который я был не в силах сдержать.

— При всем моем уважении, госпожа Джанифа, должен заметить, что, когда Салим был визирем, государство находилось в надежных руках.

Недовольно проворчав что-то, сестра эмира взяла засахаренный орешек из стоявшей среди подушек пиалы и принялась задумчиво его крутить, зажав между пальцами. Наконец она положила его обратно, внимательно на меня посмотрела и, видимо приняв некое решение, знаком поманила к себе. Когда я опустился на ковер рядом с ней, Джанифа заговорила со мной тихо, почти шепотом. По всей вероятности, она не хотела, чтобы ее услышала даже верная Мария.

— Ты не знаешь моего брата. Ты видишь перед собой добродушного жизнелюба, обожающего женщин и вино, чудака, строящего дворцы и мечети. Ты не в состоянии вообразить, сколь жесток и беспощаден он может быть. Наследником был назначен мой старший брат, Яхья, отец Салима. Наш родитель, эмир, считал, что своей кровожадностью Яхья пошел в него. Возможно, ты слышал, что мой отец прославился своими завоеваниями. При этом он слыл настоящим чудовищем, и Яхья вырос отцу под стать. Они оба были изуверы — по отношению и к своим близким, и к подданным. Я ненавидела их.

Она ненадолго замолчала, глядя на меня, а потом продолжила:

— Другого моего брата, Абу, я любила и люблю. Он ничем не походил на Яхью. Абу вырос скорее не воином, а мыслителем. Он получал удовольствие от жизни. Обожал стихи и песни. Всегда был предан Аллаху, но при этом много общался с иудеями и христианами и научился ценить их добродетели. Водил дружбу со многими из них и даже развлекался с их женщинами. Со временем он проникся любовью к Мишкату и людям, которые тут живут. Он любил их всех, вне зависимости от их веры и цвета кожи. Очень беспокоился, что народ страдает от неподъемных налогов, оплачивая бесчисленные войны нашего отца, печалился о простых наших людях, гибнущих на полях сражений. Отцу всегда было плевать на нужды своих подданных.

Абу держал свои мысли при себе. Он всегда умел схитрить и пустить в ход обаяние, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто в иных обстоятельствах мог бы стать его врагом. Он был вне подозрений. Однажды вечером брат пришел в мои покои. Это случилось вскоре после того, как отец слег с болезнью, которая в конечном итоге и свела его в могилу. Абу спросил моего мнения о Яхье — каким, на мой взгляд, он станет эмиром. «Таким же, как отец», — ответила я.

«Да, он унаследовал его жестокость, но не ум, — ответил Абу. — Он будет и дальше разбазаривать казну на войны с соседями. Яхья никудышный стратег и никогда не следует мудрым советам, а значит, рано или поздно его ждет поражение. Наш эмират захватят враги. Что, как ты думаешь, в таком случае ждет Мишкат и наш народ?»