Книга 5. Стили и секты - [30]

Стали стремительно расти «дворы» боевых искусств, называемые у ихэтуаней «тань» — «алтарями». Каждый такой «алтарь» возглавлял местный наставник ушу — «хозяин». Тренировались в этих «алтарях» в основном в кулачном искусстве, а также в методах работы с изогнутым мечом и палкой — наиболее дешевыми и общедоступными видами оружия. Помимо этого в ход шли цепи, трехзвенные деревянные и многозвенные металлические цепи, крюки, различного рода «тайное» оружие, типа палочек для еды и небольших метательных стрелок. Все обучение проходило в виде ритуального священнодействия, ибо символизировало собой передачу Небесного знания «истинным бойцам» через посвященного-наставника. Старший наставник на площадке перед десятками, а то и сотнями бойцов, начинал демонстрировать приемы (естественно, без всяких словесных объяснений), через некоторое время он входил в транс, на губах появлялась пена, громко раздавались удары в гонги и барабаны, пронзительно звучали китайские флейты. Толпа начинали двигаться в едином ритме, повторяя обычно ритмично речитативы, либо посылая проклятия на головы иностранцев и призывая духов покарать их, либо описывая мощь боевого искусства ихэтуаней. Бойцы-ихэтуани повторяя движения, заводили друг друга, единясь в единый могучий, неостановимый организм.

Обучение ихэтуаней было массовым, не интимно-индивидуальным, чем коренным образом и отличалось от обучения в классических школах ушу. Правда, при этом использовались те же методы, те же приемы, что и в закрытых школах. Более того — зачастую ихэтуаням преподавались те же стили, что и в «семьях» боевых искусств, например, хунцюань — «Красный кулак», мэйхуачжуан — «Кулак сливы мэйхуа», причем наставничали истинные выходцы из школ истинной традиции. Но, увы — за всем этим уже не стояло духовного откровения, а ритуал становился все более механистическим, мертвым. Да и важен уже стал не сам ритуал, как это было в старых тайных религиозных сектах, но действие, практический результат, например, уничтожение иностранцев. Главное — это уверовать в священный характер приемов, то есть в их ритуально-сакральные свойства. Не случайно ихэтуани в возбуждении громко выкрикивали: «Мы изучаем священные приемы кулачного боя, чтобы защитить Китай, изгнать заморских грабителей».

Вчитаемся в свидетельство очевидца тех событий, присутствовавшего на одной из тренировок ихэтуаней: «Участники становились на открытом месте, лицом на юго-восток, поставив перед собой предварительно зажженные свечи или факел. Затем читали нараспев, заученную наизусть молитву и сжигали после этого на свече жертвенные бумажки. После этого они становились на четвереньки, сложив руки особым способом, и начинали делать туловищем качательные движения из стороны в сторону. Со многими вскоре начинали делаться судороги, подобные эпилептическим, они падали на землю, бились, затем вскакивали, размахивали руками… глаза у них наливались кровью, у рта появлялась пена».

В течение первого периода деятельности с начала 1900 г. по конец июля ихэтуани имели колоссальный успех среди местного населения, особенно среди молодых бойцов, всегда готовых на деле реализовать идеалы народных героев традиционного фольклора. По одному из отчетов, около 80 % населения на севере Китая поддержало их, что дает приблизительную цифру занимающихся тем или иным образом ушу в ту эпоху. Кто-то присоединялся к ним, влекомый патриотическими целями, кто-то следовал ради самозащиты или даже ради возможности отобрать хоть какое-то имущество у иностранцев. Естественно, что при таком размахе официальные власти поддержали на первом этапе движение, надеясь «поставить на место» западные страны, весьма свободно чувствовавшие себя на территории Китая. Маньчжурский двор сначала даже называл их «людьми, выступающими за справедливость» — иминь, до конца не осознавая, какие гигантские разрушительные потенции несет в себе волна школ ушу, в которых в силу исторических причин разладился механизм саморегулирования, обычно не позволявший боевым искусствам изливаться за пределы тесных семейных сообществ. Чиновники говорили о «чистоте их намерений», отмечая их надежность, эффективность, возлагая немалые надежды на очищение Китая от иностранцев. Лишь позже пришло понимание, что психологически ихэтуани борются не столько с иностранцами, сколько реализуют во внешнем мире потенциал боевых искусств, подкрепляемый чрезвычайно мистифицированным и достаточно серым (в отличие от настоящих мастеров ушу) сознанием. Вскоре чиновничьи сообщения запестрили выражениями о разбоях «бойцов-бандитов» (цюаньфэй), что можно также перевести «бандитских школ ушу». Тем не менее правительство выделило свыше ста тысяч лян серебром, что в рамках нашего повествования можно назвать крупным историческим событием — впервые народное ушу получило столь весомую поддержку и официальное признание у правительства. Но как известно народная и элитарная культура традиционно находятся в процессе вечного взаимоизбегания и неприемствования, поэтому альянс двора с ихэтуанями продлился недолго.

Главными врагами ихэтуани объявили иностранцев, которых они именовали то «заморскими дьяволами», о «длинноносыми», то «волосатыми», то «баранами», хитро маскируя иероглиф «волосы» под похожий иероглиф «баран». Помимо иностранцев острие борьбы было направлено против всех, кто хоть как-то, прямо или косвенно, соотносился с ними. «Волосатые» были разделены на десять категорий, к первой относились непосредственно все иностранцы, ко второй проповедники христианства, к третьей последователи христианства, в конце списка шли просто друзья иностранцев, те кто мог говорить на иностранных языках или поклонялся «иностранным» богам. Существовали даже особые тесты, по которым можно было опознать «волосатого» и отличить его от обычного китайца. По мнению ихэтуаней христианин должен был обладать одним из трех признаков — их благовония не возжигались, они обладали большими или широко раскрытыми глазами в противоположность раскосым глазам китайцев и имели крест над головой, невидимый обычным людям и доступный лишь ихэтуаням, владевшим магическими приемами. Если хотя бы один из этих признаков был обнаружен, несчастного ждала немедленная смерть и никакие оправдания не помогали.