Клюква-ягода - [25]

Шрифт
Интервал

— Мишка, брось! — отступил Семей. Чего он опасался, непонятно. На ногу, видно, не надеялся. — Не затевай, знаешь меня. Уйди подобру, Христом прошу. Не видать тебе клюквы, решился я. «Не ее, так тебя»,— смутно подумал он, а сам уже сжался, готовый, и пальцы обвисших рук своих то собирал в кулаки, то расправлял. Ну иди!

Всегда он начинал драку, но сейчас оба трезвы были, злые только. Отступил он.

— Не напирай, не напирай, Минька, вдарю! — Семен тоже шарил вкруг глазами. Ничего.

— Знаю падлу! — наддал голосом Лоскут. «Водки бы стакан», — неясно промелькнуло в голове. — Змея подколодная! Хапал, греб, не захлебнулся. Сука ты! Погань косоглазая! Куда прешь?! Да я таких, как ты... ставил по дороге. А тебя...

— Бродяга! — все отступал Семен, не решаясь кинуться первым. — Побирушка! Пес бездомный! Рвань! Ворюга! Всю жизнь по тюрьмам! Тебе она на что, гад, клюква?! Позарился на чужое! Сам заработай! Сам купи! А я не дам! Не получишь! В карты с блатны...

— - А-а! - Лоскут нагнулся, чтобы выхватить железный прут из-под дужки котла, но не успел. Семен тяжело ударил его в голову, опрокидывая за костер. Сам не удержался, уперев на больную ногу. Лоскут вскочил, зная, что, если не встанет мгновенно, конец ему. Прямо через костер прыгнул навстречу Семену и с ходу — целил в щиколотку — ударил носком сапога под колено левой ноги. Хотел еще...

- — О о! — вскричал Семен, оседая, сгреб Лоскута за грудки, и они упали на мох, стараясь схватить друг друга за горло. Лоскут оказался сверху, но ненадолго — с руками Семена он ничего не мог поделать. Руки эти подняли его вгорячах и швырнули через голову к воде. Лоскут опять проворно вскочил, кинулся к костру, чтобы схватить прут, а когда разогнулся с прутом наотмашь, Семен уже стоял возле избушки, вскинув двустволку. И пристально смотрел. Сощурясь...


Убежать нельзя было. Шагах в двадцати, не больше, стоял Лоскут от избушки, за спиной — озеро, мосток, по обе стороны — таловые кусты. Да он и не подумал, чтобы убежать. Оп отступил назад, выронив прут, и, когда в секунду какую-то взглянул в лицо Семена, в темные, направленные на него зрачки ружейных стволов, понял: это все. Ноги ослабели враз, взмокла спина. Земля пошла кругом...

— Семен! Бра-ат! — закричал он тонко. А тот ударил сразу из обоих. И сел прямо на мох, уронив ружье.

Эхо отдалось в тайге, вернулось обратно. Пес, отбежав в сторону, завыл, повернув голову в направлении к деревне. После крика, ругани, выстрелов тихо стало опять. Только собачий вой. Перестал, снова завыл. Семен ничего не слышал.

Долго сидел он так. Пытался встать, ноги не держали. Встал. Обошел зачем-то вокруг избушки, стараясь не смотреть на берег. Поманил пса, тот не подходил. Тогда он вошел в избушку, отодвинул железную печку, вынул из-под нее кирпичи, положенные на мох. Пересыпал из братниного мешка клюкву в другой мешок, в этот сложил кирпичи, завязал мешок. Теперь он все делал четко, зная наперед, что надо делать. Поднял мешок, с остановками дошел к берегу.

Брат лежал навзничь, ударившись затылком о мосток, слетевшая кепка мокла в воде. Вся картечь вошла в грудь и ниже, лицо не было затронуто.

Семен перенес тело в лодку, навесил на плечи мешок, лямки затянул на груди. Поднял из воды кепку, отряхнул, надел на голову брата, закрыв козырьком глаза. Выгреб на середину озера и долго кружил там, гадая, где самая глубина... Со дна долго еще подымались пузыри...

Вернулся когда, привязал лодку, стал закуривать, стал говорить с собой. Сел на пень, вскочил, опять сел. То мерз и дергал плечами, то жарко становилось, и он сбрасывал фуфайку.

— Ни-че-го, — приборматывал он, разбивая слова. — А что ж? Это вы. Вы все. Не я сам. Вы довели меня. Сами довели. Я такой, я такой. Ну, вот... вот и все. Что? Не знаю, не приходил. Что, мешки? Какие мешки? А-а, мешки. Нет мешков. Попробуй докажи...

Семен собрал мешки, принесенные братом, сложил в один, опустил туда оставшиеся кирпичи, завязал и, размахнувшись с мостка, далеко забросил в озеро. Посмотрел, потоптался, стал собираться.

— Вот вам. Что? Попробуй дознайся. Мало ли... Ушел и ушел. Куда ушел? А я почем знаю. Тайга большая. Не видел. Не приходил. Может, он в болоте утонул. Ищи.

Взял ружье, патронташ, сумку, подпер колом дверь избушки и, пошатываясь, поводя в ознобе плечами, хромая, побрел, огибая озеро. С версту отдалился, оглянулся. За ним, опустив хвост, в отдалении плелась собака. Остановилась и она. «Собака, — вспомнил Семен. — Собака с ним ушла, Фроська видела. Собака. Он пропал, а собака домой вернулась... Нет, ко мне прибежала на озеро... Нет, она... Не...»

Торопясь, Семен сорвал ружье и из левого, где была пуля, ударил навскид. Взвизгнув, пес осел на задние лапы и, изогнувшись, рыча, стал кусать простреленное место. Семен подковылял, ударил прикладом по хребту, а потом в затылок, между поднятых ушей. Пес затих. Семен взял его за хвост, стащил в озеро, под нависший таловый куст. Постоял, думая, выбрался на тропу и скрылся в мелком сосняке. Вода на середине озера выровнялась, и под таловым кустом не плескалась больше, тихо было, только ворон, хрипя, протянул краем берега. И опять никого...


Еще от автора Василий Егорович Афонин

Игра в лапту

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Путёвка

Пока отсутствует.


На пристани

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Устройство

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя осень

Томский писатель Василий Афонин написал и напечатал немного, но во всем том, что им написано, чувствуется умелая рука, точный взгляд. Основная тема произведений Афонина — духовное возрождение человека. Писатель хорошо знает деревню, любит ее как сын, от нее оторвавшийся, горюет, что все прежнее, от его детского века, исчезает.


Рекомендуем почитать
У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.