Ключевой - [41]

– А вторая теория?

– Вторая, – Мещеряков поправил очки, – у тебя просто рассеянный склероз.

– Прекрасно! – взмахнул я руками.

– Правильно, – кивнул он, – прекрасно. Но я верю, что ты все вспомнишь.

– Да не так! – решился я. – Данил Алексеич, я не вспомню ничего, потому что не было этого. Послушайте меня, только внимательно. Не зря я вам сегодня сказал о том, что я был кем-то другим. Правда в том, что еще десять дней назад у меня была совсем другая жизнь. В ней я также работаю в газете, у меня практически тот же круг друзей и знакомых, у меня есть жена, но в этой моей жизни я не общаюсь ни с вами, ни с Наташей уже лет семь-восемь как. С университета. В этой жизни у меня есть ребенок. Мой сын, Максим.

Преподаватель слушал меня внимательно, ловя каждое слово, и согласно кивал.

– Так вот, в одно прекрасное утро все изменилось. У меня появилась новая, совершенно незнакомая мне жизнь. А Максима как будто и не было никогда. Вот почему я здесь. Я ищу его. Но никто о нем не помнит, кроме меня, понимаете?

– Параллельная действительность… – Мещеряков растерянно хлопал глазами.

– Это для вас она параллельная. А для меня настоящая. Это моя жизнь. И я не знаю, как об этом рассказать Наталье. Здесь, похоже, у меня с ней роман. Но в реальности этого ничего нет! Мы даже не созваниваемся с ней.

Возникла пауза, во время которой я смотрел на Мещерякова. А тот перебирал губами, словно повторяя что-то и сосредоточенно разглядывал каменистый унылый пейзаж, уходящий за горизонт.

– Мы спорили об этом. Иннокентий говорил… – неожиданно сообщил он.

– Какой Иннокентий? – не понял я.

– Ну, отец Иннокентий, о котором я тебе говорил. Наш куратор в РПЦ.

– Так в этом еще и Церковь замешана?! – поразился я.

– Конечно! А ты думал, за чей счет этот банкет?!

– Но это же противоречит их принципам!

– РПЦ, чтобы ты знал, одна из самых прогрессивных структур у нас в стране, да что там в стране – в мире! – назидательно заметил Мещеряков. – Один из самых мощных научных центров. Церковь вкладывает миллионы в исследования новых технологий, потому что Церковь – главный собиратель информации. Так было и есть всегда.

– Стоп, стоп, – вернул я его назад, к самому интересному для меня моменту. – А чем мне может помочь ваш Иннокентий?

– Ну, если моя догадка на твой счет верна и источник защищает информацию, значит, вся наша миссия под угрозой. Мы, конечно, ведем подробный видеодневник, но может случиться все что угодно. Такое уже происходило не раз в истории… Поэтому категорически важно, чтобы ты вспомнил все, что было на самом деле.

– Что вы имеете в виду? – уточнил я. – На самом деле, то есть здесь, в вашей реальности?

– А никакой другой и нет.

– Но вы же сами сказали, параллельная?!

– Да, сказал, – слегка раздраженно ответил Мещеряков и поежился, поскольку мы стояли в тени, где было еще холоднее. Странно, что я, одетый куда более легко, совершенно не замерз. – Но об этом тебе надо поговорить с отцом Иннокентием… Он точно знает. Давай так, я позвоню сегодня ему, договорюсь. А пока нам надо все снять.

В эту секунду мне показалось, что его поведение очень похоже на… Заурбека! Словно Мещеряков не хотел ничего больше слышать о моих проблемах.

– Ладно, Данила Алексеевич, – согласился я, – давайте все снимем.

Мы с ним вернулись к вагончикам, возле которых собрались многие из участников эксперимента. Наташа о чем-то беззаботно болтала со своим новым увлечением, Володя уже практически залез под пикап, шпионя за его совершенной подвеской, «ленивец» куда-то испарился, зато появилась еще пара новых лиц в той же синей униформе.

– Ну что, друзья, – пискляво выкрикнул Мещеряков, – давайте все тщательно задокументируем. Чем больше нам удастся сохранить, тем меньше вероятность, что все исчезнет.

Слушатели этой краткой, но эмоциональной речи удивленно переглянулись. Портнова повернулась к нам и внимательно посмотрела сначала на Данилу Алексеевича, потом на меня. Мой взгляд в ответ был полон растерянности.

Остаток длинного дня мы провели, мотаясь по закоулкам буровой, разговаривая с персоналом, снимая ряды мониторов, установленных в вагончиках. Но главными звездами, конечно, были Наталья Александровна, по праву, и оказавшийся ей под стать Виктор. Со стороны они казались прекрасной парой, гармоничной, сильной. Я был уверен, что между ними возникла искра. И хотя разумом я понимал, что это к лучшему, поскольку я собирался закончить любые отношения с Натальей в самое ближайшее время, но сердце мое ныло от этого вновь обретенного чувства к любви своей юности.

Я посмотрел на часы – был уже второй час ночи, точнее, полярного дня, потому что солнце так же ярко светило, отказываясь прятаться за горизонтом.

В эту минуту я понял, что сегодня был первый с момента нашей встречи с Вероникой день, когда я не написал и не позвонил своей жене.

Где-то через час, когда уже все клевали носами, наша сьемка подошла к концу. Мы тепло простились с участниками проекта. Особенно в этом усердствовал Виктор, пытаясь уговорить Наташу остаться еще на несколько дней, но она лишь чмокнула его на прощание в щеку.

Я пожал руку Мещерякову и приобнял его.