Ключевой - [43]

Пока я заказывал билеты на вечерний рейс, она была одета. Как всегда безупречна. Я помог ей уложить вещи в чемодан, мы собрали и аппаратуру, я проверил все углы номера, пока она красилась.

Ее ждала работа в правительстве, мне нужно было лететь в Киев. Ведь именно там, по словам Мещерякова, меня ждал отец Иннокентий. Духовный гуру с академической степенью, которого мы с Натальей в шутку стали называть «Киша». Через день после того, как мы покинули буровую, Мещеряков позвонил мне и сказал, что договорился о моем визите.

Честно говоря, перспектива поездки в столицу дружественного государства не особо меня радовала. У меня не было там знакомых и родственников, а все мои знания об Украине были почерпнуты из жаркой перебранки «братских народов» в социальных сетях да щедро сдобрены густым соусом телевизионных новостей и с той и с другой стороны. По долгу службы интересуясь этим вопросом, я, тем не менее, не пытался держаться над схваткой, а, вопреки журналистской этике, часто и язвительно проходился по болевым точкам юной оранжевой демократии. Честно говоря, я давно ожидал увидеть себя в разных там черных списках, но вряд ли бы меня раньше это расстроило, если бы не необходимость ехать сейчас в «стольный град».

Я пытался выяснить у Мещерякова телефон Иннокентия или его почту, хоть какие-нибудь удаленные контакты, но тот сказал, что я просто обязан ехать и говорить с ним лично. В противном случае Киша разговаривать не будет. Такое надменное поведение святого отца вызывало во мне яростное противодействие. Кем он себя возомнил?! И я бы плюнул на эту затею, если бы не Наталя. Она как-то очень быстро развеяла мои сомнения относительно поездки, буквально настояла на том, чтобы я отправился в путь, как только буду готов, и в качестве аргумента использовала железобетонные основания…

Да, я ей все рассказал. И про Максима, и про ее приблудного кота, и про то, что вообще-то не знаком с ней. Она отреагировала на это очень спокойно… Она мне поверила. Первая из всех, кому я об этом говорил! Призналась, что чувствовала все это. И это не случайно. Мистика. Даже мой отец мне не поверил, а она – да.

Все годы, которые она была вдали от меня, а я не с ней, показались мне ничтожными и потерянными зря, и я впервые… впервые позавидовал самому себе из этой «ненастоящей» жизни! В эти несколько дней я впервые задумался о том, чтобы оставить все как есть! Ведь здесь я тоже был по-своему счастлив.

Мой выбор был непрост. На одной чаше весов – маленький ребенок, мой сын, которому никто не поможет, кроме меня, на другой – прекрасная, удивительная девушка, встреча с которой разрушает самые основы моей обычной жизни, уничтожает мою семью, мое прошлое, но открывает новые горизонты, реализует самые смелые надежды и мечты. Что это, как не искушение? Тот самый сладкий плод, что сочится янтарным соком, покачиваясь на согнувшейся под его тяжестью ветке.

Она видела мои колебания, чувствовала, как я готов был уже предать самое ценное, что связывало меня с самим собой, и потому помогла мне. Принесла в жертву свое счастье и настояла на том, чтобы я ехал в Киев. Попросила она только об одном, чтобы мы провели пару дней только с ней. Я выполнил эту просьбу с огромной радостью и готов был забыться и дальше, но звонок Вероники, на который я не мог не ответить, вернул меня на мой путь. Долгий путь моих поисков.

Мы покинули нашу гостиницу через полтора часа. Молча ехали в аэропорт, глядя каждый в свое окно на этот залитый бесконечным светом серый город. Я держал ее за руку, и когда она оборачивалась ко мне, то улыбалась одними глазами. А мне хотелось плакать. Потому что я знал, что скоро мы с ней расстанемся навсегда. Откуда мне это было известно? Трудно сказать. Наверное, ответ прост – ничто не длится вечно.

● ● ●

Киев встретил меня пышной зеленью. И хотя главная весенняя красота места – каштаны – уже отцвели, оставив после себя вереницы белых лепестков, которые ветер гонял по улицам, но огромное количество деревьев во дворах и сквериках с лихвой восполняли эту потерю. Это было завораживающее зрелище. Цветущий, яркий город. Его не смогли даже испортить все эти разбитые дороги, переполненные мусорные кучи у подьездов и неопрятная вязь граффити на потертых фасадах. Словно мы, неумелые люди, пришли в чудесный лес и надели на него бетонный колпак своих комплексов. Но природа все равно сломала его, порвала изнутри и прорвалась наружу в своей непокорной первобытной силе.

Двоякое впечатление от колыбели цветной революции усиливалось еще и от общения с людьми. Насколько открытыми, настолько и категоричными в своих оценках. Не скрывая, откуда я прибыл, я ожидал увидеть агрессию, обиду, что угодно, но только не сочувствие. А они искренне жалели меня. Такое ощущение было, что это я прибыл из страны, разбитой долгой борьбой за достоинство, а не наоборот. Знали бы они, что я был представителем того самого ненавистного им класса русских журналистов, которые позволяли себе писать об их чудесной стране всякие гадости!

Едва я пересек границу таможенного контроля в аэропорту Борисполя, где, вопреки ожиданиям, мой российский паспорт не вызвал особого интереса, то понял, что ни в каких санкционных списках пока не состою и могу спокойно передвигаться по городу, наслаждаясь дурманящим запахом свободы, доносящимся из коллекторов.