Кляйнцайт - [14]

Внезапно он увидел перед собой рыжебородого человека, который как‑то раз приснился ему. Он заметил, что тот бросил на пол лист желтой бумаги, потом еще один, последовал за ним в поезд, доехал до следующей станции, вышел из поезда и вдруг заметил, что рыжебородый уже возвращается обратно, подбирая на ходу листы желтой бумаги, что‑то пишет на них и бросает опять.

Кляйнцайт подобрал бумагу, прочел:

Взбучка назавтра в раскладе.

Он положил бумагу в карман, поспешно догнал рыжебородого.

— Простите, — произнес он.

Рыжебородый глянул на него, не замедляя шага.

— Ты прощен, — ответил он. У него был иностранный акцент. Кляйнцайт вспомнил, что во сне тот разговаривал с таким же акцентом.

— Вы мне снились, — сказал Кляйнцайт.

— За это денег не берут, — буркнул Рыжебородый.

— Есть о чем рассказать.

— Только не мне. — Рыжебородый повернулся уходить.

— Тогда мне, — удержал его Кляйнцайт. — Могу я вам купить чашечку кофе?

— Что ж, если у тебя есть деньги, то можешь. Да вот только не уверен, что я его буду пить.

— Так вы будете его пить?

— Я фруктовые булочки люблю, — сказал Рыжебородый.

— Тогда с фруктовыми булочками.

— Идет.

Они вошли в кафе, которое выбрал Рыжебородый. Кляйнцайт купил четыре фруктовых булочки.

— А ты что, не будешь? — спросил Рыжебородый.

Кляйнцайт купил пятую и два кофе. Они сели за столик у окна. Рыжебородый положил свою скатку и пожитки в уголок за креслом. Стали пить кофе и есть булочки, глядя в окно на улицу. Кляйнцайт одолжился сигареткой. Они прикурили, глубоко затянулись, выдохнули дым, вздохнули.

— Вы мне снились, — снова сказал Кляйнцайт.

— Я уже сказал, что денег с тебя за это не возьму, — ответил Рыжебородый.

— Давайте без обиняков, — сказал Кляйнцайт. — Что это все значит с желтой бумагой?

— Ты что, из полиции?

— Нет.

— Значит, наглеешь просто. — Рыжебородый смотрел прямо в глаза Кляйнцайту. Глаза у него были ярко–синие, и смотрел он ими не мигая. Кляйнцайт подумал о той кукле, чью голову он видел лежащей у кромки моря, такую же первозданную, как само море, как небо над ним.

— Я подобрал лист желтой бумаги пару недель назад, — произнес Кляйнцайт. — Я написал на ней о человеке с тачкой, полной клади.

— С тучкой, полной градин, — поправил Рыжебородый, не отводя взгляда

-- «Взбучка назавтра в раскладе», — произнес Кляйнцайт. — Что это значит?

Рыжебородый отвернулся, уставился в окно.

— Ну?

Рыжебородый помотал головой.

— Вы появились в моей голове, — сказал Кляйнцайт, — и сказали: «Ты кончай тут со мной придуриваться, приятель».

Рыжебородый помотал головой.

— Ну? — спросил Кляйнцайт.

— Если я тебе снюсь, это мое дело, — произнес Рыжебородый. — Если ты мне снишься, это твое дело.

— Слушай сюда, — сказал Кляйнцайт, — это ты кончай тут со мной придуриваться, приятель. Ты с твоими дурными претензиями.

— Это как так — претензиями?

— А вот как бы ни было, — ответил Кляйнцайт, — я хочу знать, как это у тебя получается, что ты ходишь да раскидываешь всюду желтую бумагу, а потом из моей пишущей машинки вылезают тачки с кладью, и меня выбрасывают с работы.

— Тучки с градинами, — поправил Рыжебородый. — Будешь приставать ко мне и дальше — получишь.

— Я еще и пристаю! — возмутился Кляйнцайт. — Последними словами Легковоспламеняющегося были: «Стрелочка в квадрате». Я купил себе глокеншпиль в магазине с вывеской: СКРИПИЧКА, «Все на складе». Да со мной никогда прежде такого не бывало, до этой твоей желтой бумаги!

Он прикурил сигарету для Рыжебородого и другую для себя. Курили, глядели в окно.

Рыжебородый показал Кляйнцайту пустую шапку. Кляйнцайт пошел и купил еще два кофе и две булочки.

— Вот, коли на то пошло, фруктовые булочки! — произнес он. — Толстяк их ел. Что, и у тебя тоже незаполненный объем?

Рыжебородый глядел, как он ест свои булочки.

— Ты! — проговорил он, когда Кляйнцайт закончил жевать. — Ты как сосунок несмышленый. Ты, черт подери, на все хочешь ответы получить, вынь тебе и положь, разъясни все, когда оно перед тобой готовенькое лежит. Что мне до того, что с тобой делает желтая бумага? А тебя самого сильно колышет, что она делает со мной? Да конечно же, нет. Так почему тебя это должно волновать?

Кляйнцайт не смог ответить.

— Так‑то, — сказал Рыжебородый. — Тебе вот и сказать нечего. Мы все одиноки, те из нас, кто одиноки. Так почему они должны лгать об этом?

— Кто? О чем?

— Газеты да журналы. Обо всем этом. О Гарри Бездарри, к примеру.

— Это который автор «Убоя по жизни»?

— Точно, — сказал Рыжебородый. — Вон в «Санди Таймс Мэгэзин» фотографии его самого на фоне его шикарного особняка, построенного самим Робертом Адамом.

— Помпвуд.

— Точно. Он на ней еще принимает ванну, которая на самом деле вовсе не ванна, а один из малых церковных куполов работы Тьеполо, эдак футов двадцать в поперечнике, перевернутый для удобства. Фрески покрыты плексигласом, чтобы уберечь их от влаги. Кран для слива воды, вырезанный из розового мрамора, встроен в правую грудь Венеры. Основанием куполу служат массивные глыбы паросского мрамора, весящие все двенадцать тонн и взятые из храма Аполлона на Лесбосе.

— Да, — сказал Кляйнцайт. — Я видел эти фотографии.

— Под фотографией написано: «Наедине с собой под конец дня, Гарри Бездарри отдыхает в своей ванне, не прерывая работы над гранками своего нового романа «Трансвеститов экспресс».