Кляйнцайт - [12]
Он совершил утренний туалет, позавтракал, уложился, вышел из комнаты. Стал разбрасывать тут и там листы желтой бумаги, проехал на поезде до следующей станции, разбросал бумагу и здесь. Сел на другой поезд, разбрасывал бумагу на других станциях до самого утра. Потом проделал весь путь обратно, ища разбросанные листы.
Поднял один. Он был чист с обеих сторон.
Я не обязан что‑то писать, сказал он бумаге. Можно было бы написать что‑нибудь в духе елизаветинской любовной лирики. «К Филлиде», например.
Взбучка назавтра в раскладе, отозвалась бумага.
Я тебе сказал, что я уже устал от этого, сказал Рыжебородый.
Вот невезуха‑то, сказала бумага. Взбучка назавтра в раскладе.
Я не хочу, сказал Рыжебородый.
Давай‑ка напрямик, сказала бумага. Это не то, что ты хочешь. Это то, чего хочу я. Понял?
Понял, сказал Рыжебородый.
Значит, понял, сказала бумага. Взбучка назавтра в раскладе. На этом пока все. Свяжусь с тобой позже.
Эпиталама
Поздравляю, сказал Госпиталь Медсестре.
Почему ты заговариваешь со мной? — спросила его та. Мы никогда прежде не общались.
Прежде мне это не приходило в голову, сказал Госпиталь. А сейчас пришло. Славная, славная, славная пара, а? Только больной мог заслужить такой подарок, э? Только носящий пижаму мог заслужить тесные брючки, да? Я ведь видел тебя в них. Я подмечал, с жаром. Я видел тебя и без них. Ого–го! Только на склоне лет случается подобрать такое спелое наливное яблочко, а? Хо–хо, ха–ха! Кгм–кгм. Тсссс. Да. Гм!
Не убивайся из‑за этого, сказала Медсестра.
А я и не убиваюсь, ответил Госпиталь. Я цвету, я преуспеваю, я расту. Ух. Эх. Тррррам. Ах.
Молодец, сказала Медсестра. Тебе еще нужно много всего сделать, переделать кучу дел. Ты не должен позволить мне содержать тебя.
Наоборот, ответил Госпиталь. Это я содержу тебя.
В смысле, тем, что здесь я зарабатываю себе на жизнь? — спросила Медсестра.
Нет, сказал Госпиталь. Я имею в виду, что содержу тебя, твою красоту, твое постоянство, твои тесные брючки, твои округлости, всю тебя. Ты не его. Об этом не может идти и речи. Ты встречалась с Подземкой?
Я была в Подземке, сказала Медсестра.
Но не встречалась с ней, заключил Госпиталь. В этом и разница. Когда‑нибудь, возможно, ты встретишься с Подземкой. Позволь сейчас сказать тебе, из чистого легкомыслия, что я состою в некой связи с Подземкой. Потом я буду говорить тебе другие вещи, не сомневайся. А сейчас я говорю это. Если бы я сказал тебе, положим, чтобы ты вспомнила Эвридику, это была бы интересная аллюзия, но чересчур неестественная, ты не находишь?
Пожалуй, ответила Медсестра.
Госпиталь внезапно стал громаден, как‑то отдалился. Его потолок с викторианскими, похожими на коленки узорами взмыл вверх, как купол собора, и стал недосягаемым в сероватом освещении.
Подумай об Эвридике, произнес Госпиталь. Вспомни, произнес Госпиталь, Эвридику.
Недолгий кайф
Весь мир — мой, пел Кляйнцайт. Медсестра любит меня, и весь мир — мой.
Что за чушь, встрял Госпиталь. Твоего ничего здесь нет, приятель. Даже ты сам. Менее всего ты сам принадлежишь себе. Слушай.
Тантара, сказал дальний рог. Все ближе и ближе, любовь. Бам! Из А в В с фейерверками и шутихами. Хо–хо, произнес черный мохнатый голос где‑то за сценой.
Видишь? — спросил Госпиталь.
Это был недолгий кайф, грустно заключил Кляйнцайт.
Асимптоты
Во сне Кляйнцайт, оглянувшись, проследил весь путь до пункта А. Как тот был далеко! Так далеко, что возврата уже нет. Ему не хотелось прибывать в пункт В так рано. Вообще не хотелось никакого пункта В. Он зацепился за что‑то ногой и увидел, что это основание пункта В. Так скоро!
Он проснулся, как раз когда койка Легковоспламеняющегося и толстяка приняла нового постояльца. Это был старик, подсоединенный к настолько сложной системе трубочек, насосиков, фильтров и конденсоров, что казалось, что сам он не более чем некий вспомогательный соединительный узел, промежуточное звено в циркуляции того, что там бежало по трубочкам, нагнеталось насосиками, пропускалось сквозь фильтры и конденсировалось. Рядом монитор, опять. Сигналы на нем были очень медленные.
На этот раз я сделаю все правильно, сказал себе Кляйнцайт. Я не хочу терять еще одного. Он подождал, пока не убедился в том, что сложная аппаратура старика функционирует нормально, а затем представился.
— Как поживаете? — спросил он. — Меня зовут Кляйнцайт.
Старик чуть повернул голову.
— Поживаю, — вымолвил он. — Шварцганг.
— Ничего серьезного, надеюсь, — сказал Кляйнцайт.
— Онтогенез, — произнес Шварцганг. — Никогда не знаешь.
Он был, видимо, слишком слаб для законченных фраз. Кляйнцайт решил заполнять пробелы сам.
— И впрямь никогда не знаешь, — согласился он.
— Бок… слишком скоро, — выдавил Шварцганг.
— А с другого бока можно узнать все слишком скоро, — подхватил Кляйнцайт. — да, ха–ха. Тут вы абсолютно правы.
— Дело, — произнес Шварцганг.
— Конечно, это не шуточное дело, — договорил за него Кляйнцайт. — Вы должны понять меня правильно. Иной раз, знаете, необходимо рассмеяться, иначе сойдешь с ума.
— И, — сказал Шварцганг.
— Засмеяться и сойти с ума, — согласился Кляйнцайт. — Вы правы и на этот раз.
Он осушил стакан оранжаду, взял утреннюю газету, углубился в разглядывание фотографии Ванды Аддерс, 17–ти лет, победительницы конкурса «Мисс Гернси». В газете цитировались слова Ванды: «Неважно, клевая у тебя внешность или нет. Я стараюсь взять энергией. Я всегда знала, что впереди у меня кое‑что большое».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Амариллис день и ночь» увлекает читателя на поиски сокровенных истоков любви, в волшебное странствие по дорогам грез и воспоминаний. Преуспевающий лондонский художник Питер Диггс погружается в сновидения и тайную жизнь Амариллис – загадочной и прекрасной женщины, которая неким необъяснимым образом связана с трагедией, выпавшей на его долю в далеком прошлом. Пытаясь разобраться в складывающихся между ними странных отношениях, Питер все больше запутывается в хитросплетениях снов и яви, пока наконец любовь не придает ему силы «пройти сквозь себя самого» и обрести себя в душе возлюбленной.
Роман Рассела Хобана «Мышонок и его отец» – классика жанра детской литературы и в то же время философская притча, которая непременно отыщет путь к сердцу взрослого читателя. В этом символическом повествовании о странствиях двух заводных мышей тонкий лиризм сочетается с динамичностью сюжета и яркими, незабываемыми образами персонажей. Надежда и стойкость на пути к преображению и обретению смысла бытия – вот лишь одна из множества сквозных тем этой книги, которая не оставит равнодушным ни одного читателя, задающегося вопросами жизни и смерти.
Британский романист американо-еврейского происхождения Расселл Хобан – это отдельное явление в англоязычной литературе, магический сюрреалист, настоящий лондонец, родившийся в Пенсильвании, сын украинских евреев, участник Второй мировой. Сперва Хобан писал только для детей, но с 1973 года – как раз с романов «Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов» (1973) и «Кляйнцайт» (1974) – он начинает сочинять для взрослых, и это наше с вами громадное везение. «Додо Пресс» давно хотелось опубликовать два гораздо более плотных и могучих его романа – две притчи о бесстрашии и бессмертии, силе и слабости творцов, о персонально выстраданных смыслах, о том, что должны или не должны друг другу отцы и дети, «Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов» и «Кляйнцайт».
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.