Клянусь, что исполню... - [29]

– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.

– Доктор Дресслер сказал мне, что ты держишься молодцом.

– Мне он тоже это говорил.

– Кажется, он хороший человек.

– Да, хороший. – Энни попыталась проглотить застрявший в горле комок. – Ты не должен его винить. Он хотел, чтобы ты узнал. Я ему не позволила. И Оливии с Джимом тоже.

– Я знаю. – Эдвард на мгновение умолк. – Винить тут некого.

– Кроме меня, – сказала Энни.

– Кроме меня, – сказал Эдвард.

Это ее потрясло. Ее щеки слегка порозовели.

– Нет, Эдвард. Неужели ты действительно думаешь, что ты в чем-то виноват?

– Я твой муж, – просто ответил он. – Мы женаты шесть лет. У нас трое детей. И для тебя оказалось невозможным поделиться со мной своей болью. Значит, мне есть в чем себя винить.

– Нет. – Энни отняла у него руку, увидела, что она дрожит, и, застыдившись, спрятала ее под одеяло. – Ты должен винить меня. Не себя, а меня. Я сотворила все это собственными руками. Меня привели сюда моя слабость и ложь. – Она судорожно глотнула воздуха. – Представь, что все эти годы я скрывала от тебя не пузырьки с таблетками, а любовника. Представь, что я наконец набралась смелости бросить его ради нашего брака…

– Разве это можно сравнивать…

– Эдвард, прошу тебя, дай мне договорить, – умоляюще посмотрела на него Энни. – Это почти то же самое. Нет, конечно, не то же самое, потому что у меня никогда никого, кроме тебя, не было, мне никогда не был нужен и не будет нужен кто-нибудь другой. Но все-таки послушай, что я говорю.

– Я слушаю.

Она стиснула зубы, борясь с новым приступом тошноты.

– Представь, что я приехала сюда и попросила Ливви и Джима помочь мне. Представь, что расставание для меня оказалось слишком тяжелым, просто невыносимым, и я сделала какую-нибудь глупость, например, пыталась отравиться. Потом ты приехал и нашел меня здесь, в клинике. Ты все равно чувствовал бы себя виноватым?

– Конечно, нет. – Эдвард помотал головой. – Подожди, Энни, дорогая, это же совершенно разные вещи.

– Я наркоманка, Эдвард, – намеренно жестко произнесла Энни.

– Валиум – это не героин.

– Я покупала его у уличных торговцев наркотиками, один раз меня арестовали. – Она увидела ужас в его глазах и торопливо продолжала: – Все обошлось, но все равно это не меняет дела.

С минуту они оба молчали. Энни не отрывала глаз от белого больничного одеяла, а Эдвард, погруженный в свои мысли, невидящим взором смотрел в стену.

– Можно мне тебя кое о чем спросить? – наконец заговорил он.

– Спрашивай о чем угодно.

– Скажи, ты хотела поговорить со мной о таблетках? Еще до того, как я рассказал тебе о матери.

Энни не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.

– Да, я собиралась тебе сказать.

– А я тебя напугал, – тихо проговорил Эдвард. – О господи!

Он встал, подошел к окну. Шторы были спущены, он приподнял одну из них, стал смотреть в темноту за окном. Слова Энни, казалось, разрастались до чудовищных размеров, переполняя сознание. Он всегда хорошо владел собой, но сейчас ему хотелось плакать и кричать.

– Эдвард!

Он слышал ее голос – слабый, испуганный, – но не мог обернуться.

– Эдвард, что случилось? Что я такого сказала?

– Ничего, – с усилием выговорил он, поворачиваясь к ней лицом. – Ничего, Энни.

– Нет, я что-то сказала. – В ее глазах стоял страх. – Я тебя расстроила. Мы заговорили о твоей матери, а ты не хочешь о ней говорить. Иначе ты не молчал бы столько лет. Прости меня, Эдвард. Я просто хотела объяснить. Хотя бы попытаться.

– Я знаю. – Он снова сел рядом с ней на койку. – Дорогая, ты очень устала. Я это вижу. Тебе надо отдохнуть, поспать. Врач просил тебя не утомлять, а я тебя совсем замучил.

– Нет, – сказала Энни. – То есть я действительно устала, но это не важно. – Глаза у нее заблестели от слез. – Мне так тебя не хватало. Я думала, я должна справиться с этим сама. Поверь, я думала, что у меня нет выбора.

– Я верю. – Эдвард встал. – Энни, сейчас тебе надо спать.

– Я буду спать. – Страх не оставлял ее. – Ты не уедешь?

– Что ты! Я, разумеется, останусь. Я живу в «Де Бержю».

– А завтра ты придешь ко мне?

– Конечно. – Он наклонился, поцеловал ее в лоб, потом в губы. – Пожалуйста, дорогая, успокойся и не изводи себя. Завтра мы вместе поговорим с доктором Дресслером, и он скажет, что надо делать, чтобы ты совсем поправилась.

– Это займет немало времени.

– Думаю, да. Но у нас есть время.

Энни откинулась на подушки, попыталась улыбнуться мужу, но у нее ничего не получилось.

– Прости меня, Эдвард, – очень тихо проговорила она. – Прости меня за все.

– А ты меня, – сказал Эдвард.

Оливия поставила будильник на половину восьмого. Потом она позвонила Эдварду в отель и спросила, не может ли он поговорить с ней, перед тем как ехать в клинику. Они встретились в баре отеля, заказали кофе и круассаны.

– Зачем вы хотели меня видеть? – спросил Эдвард.

– Я долго думала, что я еще должна рассказать вам, чтобы помочь привести Энни в нормальное состояние. – Оливия помолчала, изо всех сил стараясь быть максимально тактичной. Она прекрасно понимала, что положение более чем странное. Они с Джимом, в сущности, принимали решение за Эдварда, не поставив его в известность. – Я имею в виду, что вам следовало бы знать.