1973 год
Площадь перед знаменитой высоткой на Котельнической набережной нельзя назвать людным местом. Машин много — это да, а вот толпы из пешеходов никогда не получается. В этот же вечер прохожих и вовсе было мало — начало ноября, холод, темнота, и еще дождь. Мелкий, противный осенний дождь, который зарядил с самого утра. Однако у «Иллюзиона» всего полчаса назад было довольно много народа: в кои-то веки показывали «Римские каникулы» с неподражаемой Одри Хепберн и великолепным Грегори Пеком. Народ стремился урвать хоть кусочек недоступной простому советскому человеку «ихней» жизни и вовсю «стрелял» лишние билетики. Но сейчас перед дверью кинотеатра уже никого не осталось — вернее, почти никого. У входа в кассы стояла тоненькая девушка в черном кожаном пальто. Хотя стояла она под навесом, ее длинные светлые волосы, свободными прядями падавшие на плечи, намокли, а голубые глаза смотрели печально. Наверное, именно так выглядела принцесса на горошине, когда постучалась в ворота королевского замка.
Оля стояла у «Иллюзиона» уже полчаса. Понятно было, что на «Римские каникулы» они никак не попадают, даже если пропустить журнал, — пятнадцать минут как начался сам фильм. Хоть бы дождь наконец прекратился! Слегка продрогнув, несмотря на предусмотрительно надетый под пальто серый пушистый свитер, Оля забилась под козырек входа и нервно комкала в руке ненужные теперь билеты. Что-то случилось — он никогда не опаздывает. Несколько раз она порывалась сбегать позвонить к телефону-автомату, но боялась отойти — а вдруг именно в этот момент он придет! Взглянула на часы — без двадцати восемь. Сорок минут она уже здесь торчит! И вдруг сквозь туманную пелену дождя она различила знакомый силуэт: он шел от бульваров, знакомый черный плащ нараспашку, в руке — зонт. Она не выдержала и побежала навстречу.
— Что случилось? Почему ты опоздал?
Он виновато улыбнулся.
— Если ты будешь бегать под дождем, промокнешь и простудишься.
— Поздно беспокоиться, я уже промокла. Что случилось? — настойчиво повторила Оля.
— Ничего особенного. Извини.
— Ничего особенного? — Оля задохнулась от возмущения. — Я уже Бог знает что передумала! Ты же никогда не опаздывал! Я думала — под машину попал, убили… А ты — ничего особенного…
Она вырвала у него свою руку и пошла вперед — опять под дождь. Он догнал ее и притянул под зонтик.
— Ну, кафедра растянулась на три часа вместо часа. Я не мог вырваться. Ну, не сердись…
Он обнял ее за плечи и легонько поцеловал в висок. Оля посмотрела в его лицо — ну не может она долго на него сердиться!
— Обещай, что это в последний раз!
Он вдруг как-то странно посмотрел на нее:
— Что ты сказала?
— Обещай, что ты опоздал в первый и последний раз!
Он усмехнулся — опять как-то странно:
— Обещаю.
Оля деловито взяла его под руку. Ну да, вот такая она дура — другая девушка на всю жизнь бы обиделась, а она уже забыла томительное сорокаминутное ожидание и радуется тому, что он снова с ней.
— В кино мы не попали. Куда направимся? У тебя есть какой-нибудь план?
Втайне Оля надеялась, что сейчас он пригласит ее к себе. Пусть этот вечер они проведут только вдвоем. Она уже истосковалась по его сильным рукам, по его губам, по его прикосновениям — таким нежным и чувственным. Но он сказал:
— Может быть, посидим в «Остоженке»? Мне надо с тобой поговорить.
Оля вздохнула, стараясь не выдать своего разочарования:
— В «Остоженке» так в «Остоженке».
Из-за угла показался троллейбус.
Он потянул ее за руку — они добежали до остановки и успели вскочить в троллейбус в последний момент.
В кафе он снял плащ, помог раздеться ей. Потом посадил за угловой столик. На столике в маленькой вазочке стояла белая лилия с двумя распустившимися цветками и бутоном. Оля потянулась к ней и вдохнула знакомый аромат. Странно, в это время года в кафе — настоящие лилии… Они пахли сильно, и сладко, и дурманяще. Господи, как она любила эти цветы! Так просто любила и за воспоминания, которые с ними связаны. Лилии на столике показались ей хорошим знаком. Это как намек на приятный сюрприз. Она давно заметила, что все важные события в ее жизни так или иначе связаны с белыми лилиями.
Он уже шел к ней от стойки и нес два коктейля и блюдечко с орешками. Поставил все это на столик, уселся напротив и стал водить соломинкой по дну стакана, стараясь подцепить льдинку. На нее он смотреть избегал. Оля сделала маленький глоток, бросила орешек в рот и с любопытством взглянула на него:
— Ну? О чем ты хотел поговорить? Я слушаю.
Он разминал сигарету в длинных пальцах.
— Даже не знаю, как начать…
— С начала, — посоветовала она.
— С начала… Если бы знать, когда это началось. — Он упорно продолжал мять в пальцах сигарету. Оля встревожилась:
— Говори, пожалуйста. А то я подумаю что-нибудь ужасно плохое.
— Ну, в общем, так. Нам не следует больше встречаться.
Она сначала не поняла:
— Как?
— Видишь ли… Я долго думал и понял, что наши отношения — страшная ошибка.
— Ты полюбил другую? — Она не узнала собственный голос.
— Нет… То есть… Я не могу тебе ничего объяснить. Ты мне очень дорога, но… Мы должны разойтись.
— Надолго?
— Навсегда.
Некоторое время они сидели молча. Потом Оля притронулась к его руке и сказала:
