Клуб имени Черчилля - [6]

— А это твой отец?

— Да, а рядом с ним — сестрёнка Кэйт. Я её очень

люблю.

— И все улыбаются…

— Такая традиция. Мы всегда улыбаемся, когда нас

фотографируют.

— А что привязано на руке Кэйт?

— Бантик. Это тоже традиция.

Катя сидела на кровати в позе Васнецовской Алёнушки, обхватив колени руками. Джон стоял у окна, его профиль неясно вырисовывался на фоне светлого неба. Дым сигареты лениво подымался к потолку. Катя неотрывно смотрела на Джона, в её голове вертелась песня, которую пели отец с гостями на Первое мая. «Миленький ты мой, возьми меня с собой…»

— Русские песни — такие протяжные, задумчивые, —

неожиданно сказал Джон.

Катя вздрогнула. Как Джон мог почувствовать, что внутри у меня звучит песня?

— Откуда ты знаешь? — изумлённо спросила Катя.

— В детстве моя бабушка пела мне песню, она говорила,

что это русская колыбельная.

— Она что, русская?

— Не совсем. Мои дед и бабка уехали из Одессы очень

давно, когда там были еврейские погромы. В Америке все знают слово «погром».

— Они были евреи?

— Да, но мои родители больше не соблюдали еврейские

традиции. Когда работаешь на ферме, некогда соблюдать шаббат, надо работать каждый день.

— У нас в колхозах тоже нет выходных. Да и ни у кого

сейчас нет выходных — война.

— Да, война…

Они замолчали. Джон подошёл к Кате.

— Ты умеешь петь? Спой, пожалуйста.

Не меняя позы, Катя запела. Голос у неё был несколько низковат, она пела, как бы из глубины. О таком голосе говорят «грудное контральто».

— «…Но нельзя рябине к дубу перебраться,

Знать судьба такая — век одной качаться»

И снова наступила тишина.

— Какая грустная песня, — наконец, сказал Джон и

погладил её волосы.

Катя взяла его за руку и прижалась щекой к его ладони.

— А у вас есть такие песни?

— Да, конечно. Вот послушай:

“For all we know this may only be a dream

We came and go like a ripple on the stream

So love me tonight; tomorrow was made for some

Tomorrow may never come for all we know.”

— Я не очень понимаю, когда поют по-английски. Можешь пересказать своими словами?

— В этой песне поется, примерно о том же, что и в

твоей. Всё, о чём мы знаем, возможно это только мечта. Мы приходим и уходим, словно лёгкая рябь на воде. Люби меня сейчас, потому что, завтра может для нас не наступить.

— «Завтра может не наступить…» Мне страшно, Джон.

Я всё время чего-то боюсь. Боюсь, что случится что-то ужасное.

— Не бойся Кэйт, дорогая. Я тебя люблю и всегда буду с

тобой.

И снова наступил рассвет — просто серое небо белой ночи стало медленно светлеть. Катя и Джон оделись и спустились в зал.

— Кэйт, давай потанцуем немного перед тем, как я уйду.

Заведи виктролу.

Катя накрутила пружину патефона и поставила пластинку. Под звуки пластинки Катя и Джон медленно кружились в полутёмном зале.

«Ночь коротка спят облака

И лежит у меня на ладони

Незнакомая ваша рука…

Хоть я с вами совсем не знаком И далеко отсюда мой дом Я как будто бы снова возле дома родного В этом зале пустом мы танцуем вдвоем Так скажите хоть слово, сам не знаю o чем…»

Музыка смолкла, игла патефона шипела на центральном круге, но Катя и Джон продолжали кружиться. Наконец, Джон сказал:

— Кэйт, ты выйдешь за меня замуж?

Горячая волна ударила Кате в голову. В глазах вспыхнул яркий свет.

— Да…я…я не знаю…мне не разрешат…

— Как это не разрешат? Кто может не разрешить?

Родители? Священник?

— Нет, не то…Ванечка, я подумаю, можно?

— Да, конечно. Завтра я буду занят. А потом мы

увидимся и ты мне скажешь.

Джон ушёл. Катя, бессмысленно потыкавшись из угла в угол, так и не смогла ни на что решиться. Хоть бы кто посоветовал. Ну не Петровичу же всё это рассказывать.

Дверь резко распахнулась, вошла Эльза с папкой, набитой бумагами.

— Ага, Катерина, вот ты мне и нужна. Ты почему не

написала отчёт за прошлую неделю? Что за безобразие?

— Мне надо поговорить с вами, товарищ лейтенант, —

это вырвалось совершенно неожиданно для Кати.

— Пошли ко мне.

Они поднялись на второй этаж, где была маленькая комнатка — контора Эльзы. Сюда стекались отчёты девушек о том, с кем они познакомились, о чём говорили, какие сведения о военных кораблях союзников девушкам удалось выудить из не всегда трезвых моряков.

— Садись сюда, Катерина. Я тебя слушаю.

— Товарищ лейтенант, — Катя почувствовала, что такое

обращение как-то не очень хорошо звучит, но она, даже, не знала отчества Эльзы, — это про меня и…Джона.

— А-а-а, вот ты, о чём. Наслышана. И что?

— Он хочет жениться на мне…

— Он тебе так и сказал? А ты?

— Да, так и сказал. Я тоже хотела бы…

— И вы это с ним обсуждали. Он рассказывал о себе, у

него отец-мать есть?

— Да, есть. Они с его сестрёнкой живут в штате

Теннеси, у них там ферма.

— А что ты ему о себе рассказала?

— Я сказала, что у меня тоже есть отец и мама.

— Сказала, где живут, где работают?

— Да, в Свердловске, это же не секрет.

— Конечно не секрет. И, где работает твой отец — тоже

не секрет. Ты ему и это сказала?

— Я только сказала, что папка работает мастером в

мехцехе.

— Понятненько, — Эльза барабанила пальцами по столу,

задумчиво глядя в окно, — вот что, девка. Ты здесь не для того, чтобы хаханьки строить с иностранными моряками, ты выполняешь важное государственное задание. Ты солдат, Катерина и выполняй свой воинский долг. Так и скажи этому Джону, когда он придёт, дескать, извини, дорогой, побаловались и хватит. Езжай себе домой, найди там американочку, женись на ней, а у нас с тобой ничего не выйдет. Всё, Катерина, иди работай и выбрось эту дурь из головы.