Клин - [12]

Так я рассуждал до тех пор, пока из-за деревьев не поперли, вихляясь, как на шарнирах, эти самые «шавки»… Во-первых, они были отнюдь не дворняжками по размеру. Во-вторых, выглядели они столь отвратительно, что от одного только вида их гноящихся язв под редкими клочьями светло-бурой шерсти и морщинистых безглазых морд я невольно попятился, чувствуя, как недавно съеденная тушенка и колбаса просятся на свежий воздух. Наконец, в-третьих, их было действительно много — не меньше десятка, это уж точно.

Приглядевшись, я заметил, что глаза у собак все-таки были, но эти узкие щелочки, зажатые безобразными складками, вряд ли могли что-то хорошо разглядеть. Тем не менее, тошнотворные твари ковыляли прямо на нас. И делали это хоть и чертовски неуклюже на вид, но быстро и вполне целеустремленно. Я вдруг почувствовал странную оторопь. Мне почему-то подумалось, что сопротивляться не следует — нужно просто стоять, и тогда все будет хорошо, хорошо, хорошо… По-моему, я даже стал засыпать. Но тут звучно защелкала винтовка Анны, и я встрепенулся. Что за черт? Что это вдруг на меня накатило?..

Я удобней и крепче перехватил кол и приготовился дать отпор споро ковыляющей ко мне твари. Еще с одной уже разбирался Серега — его окровавленный нож ритмично поднимался и опускался над бурой облезлой спиной. До Анны не удалось пока добраться ни одной слепошарой уродине — она срезала их короткими очередями еще метров за пять. Но твари оказались удивительно умными — прятались за деревьями, делали короткие перебежки, стараясь взять нас в кольцо.

«Моя» псина, которая была еще весьма далеко, чтобы достать ее дрыном, неожиданно прыгнула. Я невольно отшатнулся назад, споткнулся о корень и нелепейшим образом грохнулся навзничь. Собака, будучи в полете, уже не могла изменить траекторию, и та привела ее прямо в ствол дерева. Я вскочил на ноги буквально на пару мгновений быстрее слепой уродины, и этого мне как раз хватило, чтобы всадить кол в ее бледное, испещренное уродливыми рубцами брюхо. Собака взвизгнула и завертелась, пытаясь достать дрын зубами. А я, навалившись всем телом, все глубже и глубже заталкивал его в гнусную утробу.

Я так увлекся этим занятием, что не заметил еще одной подкрадывающейся ко мне твари.

— Федька, сзади! — услышал я Серегин выкрик и лишь тогда обернулся.

Брат полосовал ножом очередную тварь и помочь мне ничем не мог. Анне тоже было некогда отвлекаться, к ней подбиралось сразу несколько собак — видимо, чуяли, кто из нас самый опасный, и спешили расправиться с ней побыстрей. Впрочем, Анне было бы очень трудно попасть в «мою» зверюгу, не задев нас с братом… Короче говоря, защищаться было нужно мне самому.

В общем, хоть и долго я все это описываю, на самом деле увидел и осознал ситуацию почти мгновенно. Ждать, пока вторая собака тоже на меня прыгнет, мне очень не хотелось. Но и дрын, которым я проткнул первую тварь уже насквозь, пригвоздив ту к земле, мне быстро было не выдернуть. Оставалось только одно — драпать.

И вот тут то ли во мне проснулась интуиция, то ли в стрессовой ситуации мозг привлек дополнительные резервы, но я ринулся от собаки не абы куда, а к моей недавней уборной — тому самому «трамплину». Риск влететь в него самому был очень велик. Еще больше была вероятность, что тварюга догонит и прыгнет на меня раньше, чем следовало. Но все вышло, будто по нотам: не добежав до красно-бурого пятна три-четыре метра, я словно почуял затылком, что псина взлетела в прыжке, и в то же мгновение рухнул ничком, не забыв вывернуть голову, чтобы увидеть, чем все закончится.

Собака с истошным визгом влетела в аномалию, а потом, к моему крайнему изумлению, не расплющилась о землю, а наоборот — вылетела из «трамплина» как ядро из пушки, и, срезав верхнюю треть ствола вполне уже не юной ели, разлетелась по лесу кровавыми ошметками. Странно, но в тот момент я подумал не о чем-нибудь более насущном, а о природе этого «трамплина». И пришел к выводу, что эта аномалия меняла не только величину гравитационной силы — в десятки, пожалуй, раз, — но и ее направление. Создать бы такую штуку у нас в пятьдесят первом — считай, Сталинская премия в кармане. А то и Героя дадут — дело-то для обороны страны может оказаться о-го-го каким важным!..

Но тут мне на макушку шлепнулся кусок кровавой собачьей плоти, и я, взвизгнув и забарабанив по голове руками, быстро забыл о науке и вспомнил, что оборонять в данный момент следует вовсе не страну, а себя самого.

Пока я пытался отряхнуться, меня пару раз вывернуло. Волосы мои слиплись от чужой крови, да и лицо, думаю, представляло собой жуткую картину. Во всяком случае, когда я вернулся к Сергею и Анне, брат при виде меня отшатнулся, а девчонка, ойкнув, сбросила рюкзак и принялась в нем лихорадочно рыться — видимо, в поисках аптечки.

— Да я цел, — поспешил я успокоить обоих, — это не моя кровь.

Я огляделся. Вокруг валялись окровавленные трупы слепых собак. Новых атак пока не было. Но Сергей, убедившись, что со мной все в порядке, тем не менее оставался озабоченным и продолжал озираться по сторонам. Он и сам-то выглядел немногим лучше моего: заляпанный кровью пиджак был во многих местах разодран, один рукав держался на честном слове. Руки брата тоже были, что называется, по локоть в крови — причем совершенно буквально.