Клетка для сверчка - [55]

— Н-е-ет, — протянула она. — Опять Бойко!

Но она увидела имя Штромма — Александра сохранила тот номер, с которого он звонил ей впервые. Голова разом прояснилась, как бывает в моменты сильного стресса. Александра нажала кнопку ответа.

— Алло! — раздалось в трубке. — Это вы, Саша? Это я, Эдгар, только что прилетел в Москву. Я в Шереметьево еще, жду багаж. Как у вас дела?

В первый миг Александра растерялась. Она допускала версию, что Штромм никуда не улетал, что именно с ним говорила во дворе отеля Ольга, что это он обронил бакелитовую игральную кость. И вот Штромм звонит из Шереметьево… «Хотя он может находиться где угодно и говорить мне все, что вздумается!» — с нарастающим раздражением, которое будил в ней этот человек, подумала Александра.

— Ну так что? — допытывался Штромм. — Почему вы не отвечаете?

— Собираюсь с мыслями, — подала голос Александра. — Уж очень много всего случилось. И мне не хотелось бы говорить по телефону.

— В чем дело? — он почти выкрикнул эти слова. — Что-то с Олей?

— Нет, с Ольгой все в порядке. Насколько это возможно, — невольно прибавила Александра, чем окончательно вывела Штромма из себя.

— Что за недомолвки?! Вы сейчас с ней?

— Я сейчас в Москве, а Ольга в своем доме. Аукцион прошел неудачно. Там устроили целый скандал вокруг ваших знаменитых четок из оттоманского бакелита. Я остановила торги.

— Так, — тяжелым низким голосом произнес Штромм. — Значит, прибыль мизерная?

— Никакой прибыли нет. Мы остались должны аукционному дому. Точнее, Ольга осталась должна. Мне сказали, что ничего не было оплачено — ни аренда зала, ни охрана, ни транспорт. А вы мне сказали, что оплатили все!

— Не может быть! — изумился Штромм. — Вы неверно меня поняли! Я все организовал, и мы достигли договоренности, что оплата поступит после завершения аукциона. На такие уступки никто никогда не идет, но для меня сделали исключение. Собственно, одно мое участие в этом деле было гарантом платежеспособности.

— В любом случае Ольге сейчас придется изыскивать какие-то другие ресурсы, которых, как я понимаю, у нее нет, — отрезала Александра.

— Есть, — бросил Штромм. — Это я. Ну, собственно, другого результата и не ожидалось. Все или есть еще какие-то хорошие новости?

Слово «хорошие» он произнес подчеркнуто иронично.

— Четки пропали.

Александра не ожидала, что у нее так легко вылетит эта фраза. Слова сказались сами собой. Проходили секунды, а в трубке не было слышно ответа. Художница вновь поднесла к губам чашку, сделала несколько глотков. Она с удивлением осознала, что чем больше она узнает о Штромме, тем меньше робеет перед ним. «Врун. Он говорил, что все оплатил, этими самыми словами. Павлин. Любит покрасоваться, распустить хвост, похвастаться своим бескорыстием и благородством. И что-то есть темное в его отношениях с Ольгой. Полковнику я верю, Штромм мог устроить отвратительную сцену из-за ерунды, и это выглядело как дикая ревность. Но никакой интимной связи между ним и Ольгой нет, это видно. Она передавала ему деньги, которые удавалось достать, видимо, это их и связывает… Такие, как он, не любят».

— Я все правильно понял? — после долгой паузы заговорил Штромм. — Вы сказали, что четки украли?

— Неизвестно. Может быть, они случайно потерялись.

— Вы шутите, что ли?! — взвился собеседник. — Потерялись?! Когда? Как?

— После аукциона, — четко отвечала Александра. — Я их не видела с того момента, когда лот был снят с продажи. Человек, который контролировал упаковку и отправку вещей, утверждает, что запечатал коробку с четками и они в целости прибыли к Ольге. Самое печальное, что она расписалась в том, что все получила полностью и претензий не имеет.

— Я к вам сейчас приеду! — внезапно заявил Штромм. — Все, вижу мой чемодан. Будьте дома.

И дал отбой. Александра в сердцах стукнула телефоном о столешницу. Посидела минуту, глядя в никуда неподвижным взглядом. Налила себе сок, распечатала сандвич и тут же положила его обратно на тарелку. Есть не хотелось.

«Это он еще не знает, что я в числе подозреваемых в краже! — мрачно думала она. — А я получила всего треть гонорара…» Ей впервые пришло в голову, что Штромм может отказаться платить оставшуюся часть. Правда, ее вознаграждение никак не было привязано к итогам аукциона… «Но и письменного договора у меня нет», — художница с упавшим сердцем обводила взглядом свою мастерскую. Дощатые стены мансарды, старые покосившиеся шкафы, набитые книгами, ящики с красками, лаками, растворителями, стеллаж с рулонами холста, ветхого и нового, подрамники, тонкие ребра которых белели в дальнем углу, словно остов доисторического чудовища… «Он может просто послать меня, тем более что пропали четки. И хотя это никак не связано с гонораром, все же… Когда я научусь подписывать все соглашения с заказчиком?! Как можно работать на доверии с человеком, о котором ничего не знаешь?!»

Под скошенной стеной мансарды в полутьме что-то поблескивало — обитый жестью угол старого фанерного чемодана. Александра встала, вытащила чемодан на свет и, усевшись рядом на полу, принялась искать в архиве Альбины записи на литеру «Ш». Вскоре на полу перед ней громоздилась разваливающаяся кипа тетрадей и блокнотов. «Если он жулик, то это неизбежно будет отражено в пометках, Альбина всегда их делала. Узнать бы о нем хоть что-то…»