Клетка для сверчка - [53]

День был неудачным — художница всерьез опасалась, что началась одна из тех черных полос невезения, которые преследовали ее всю жизнь. После магазина Юрия она посетила еще два салона, где были выставлены вещи ее клиентов. В первом ей пришлось забрать с комиссии две пары карманных часов начала двадцатого века и прекрасно сохранившийся большой морской цейсовский бинокль в кожаном футляре.

— Невозможно дольше держать, — заявила ей владелица антикварного салона. — За два месяца никто ни разу не интересовался, а место на витрине они занимают. Вы мне лучше принесите знаете что? Советские часики, годов тридцатых — пятидесятых. Я вам сразу же деньги отдам. Это сейчас в тренде.

Когда-то Александру раздражали хозяева салонов и магазинов, которые соглашались брать на реализацию только определенные вещи. Со временем она поняла, что эмоции и личные предпочтения тут ни при чем. С точки зрения законов рынка они были абсолютно правы. Мода на антиквариат и винтаж менялась так же стремительно, как любая другая мода. Вчера был в моде русский модерн и французский ампир, сегодня — арт-нуво и калифорнийский хай-тек шестидесятых годов. То, что продавалось вчера, никому не нравилось сегодня.

Во втором салоне было и того хуже. Он закрылся, хозяева, муж с женой, исчезли, не оставив координат, их телефоны не отвечали. В помещении шел ремонт. Александра битый час просидела в кафе с чашкой капучино и телефоном, пока не выяснила через общих знакомых, что этот бизнес ликвидирован, хозяева уехали за границу на постоянное место жительства, а непроданные вещи отправили на хранение на какой-то никому не известный склад.

— Я узнаю для тебя, Саша, куда они все отвезли! — пообещал художнице реставратор, с которым они вместе учились в Питере, в Академии живописи, скульптуры и архитектуры. — Не беспокойся, эти ребята не жулики, нормальные люди. Просто нет больше смысла вести этот бизнес, салон им обходился больше, чем они выручали. Торговли нет. Продается только всякая дешевая дрянь. Знаешь старую китайскую поговорку? «Вещь нужную не так легко продать// Дерьмо же раскупают нарасхват!»

— И не говори, — нервничая, ответила Александра. — Узнай, пожалуйста, мне ведь нужно отчитаться перед клиентом. Он и так звонит каждые три дня, спрашивает, продалось, не продалось.

— Что там было?

— Да фарфор… ЛФЗ.

— Этого добра сейчас битком, настоящего и поддельного. Узнаю, не переживай.

…Но она, конечно, переживала, тем сильнее, что за весь день Ольга так и не взяла трубку. Александра строила разные предположения: Ольга уехала и забыла телефон дома, Ольга всерьез восприняла гнусную версию Полтавского, что Александра может быть причастна к краже четок, и не желает с ней говорить. Наконец Александра не выдержала и набрала номер отставного полковника. Тот ответил сразу.

— Николай Сергеевич, это Александра, Саша, вы меня утром отвозили в Москву, — торопливо заговорила художница, прижимая телефон к уху. Она шла к метро, надеясь успеть вернуться в мастерскую до грозы. Резко стемнело, тучи заволокли уже все небо, оно стало низким, словно опустилось на крыши домов. И ярче, теплее горели в сумерках огни светофоров, алые подфарники машин, запрудивших перекрестки, рекламные щиты и вывески магазинов.

— Я вас слушаю, Саша, что-то случилось? — ответил полковник. — Я еще в Москве, если надо, подъеду, куда скажете.

— Так вы в Москве… — протянула Александра. Ее сердце отчего-то сильно заколотилось. Она остановилась у пешеходного перехода, отсутствующим взглядом провожая поток людей, идущих через «зебру». Только когда машины вновь тронулись, она поняла, что забыла перейти улицу.

Собеседник встревожился:

— Да, в Москве, а в чем дело?

— Я не могу дозвониться до Ольги, она весь день не берет трубку. Я…

Полковник не дал ей договорить, перебив:

— Я сейчас же еду домой. Но час пик, пробки, не знаю, когда доберусь. Вы договаривались созвониться?

— Нет, то есть… Не помню, — призналась Александра. — Когда я уходила, она спала. Накануне был тяжелый день, и мы всю ночь разбирали коробки. Возможно, она и сейчас спит, и я зря вас беспокою…

— Я вам в любом случае позвоню с дачи, дам знать, как и что, — вновь оборвал ее полковник. — Все, на связи.

И дал отбой. Дождавшись зеленого света, Александра перешла перекресток, спустилась в метро, втиснулась в переполненный вагон кольцевой линии. Весь путь с пересадкой до Солянки она проделала словно во сне, машинально, двигаясь в человеческом плотном потоке со скоростью, которую тот диктовал. И только подходя к своему дому, фасад которого был уже затянут зеленой сеткой, за которой виднелись леса, Александра очнулась.

За весь день она выпила только одну чашку кофе. Когда художница нервничала, то теряла аппетит. Сейчас у нее слегка кружилась голова и смутно хотелось есть. Она зашла в маленький продуктовый магазин — он располагался почти напротив ее дома, чуть наискосок. Как всегда вечером, здесь была небольшая очередь в кассу. Александра положила в корзинку сандвич, упакованный в пленку, пакет сока и сливки к кофе. Стоя в конце очереди, она смотрела через витринное стекло на улицу. Уже окончательно стемнело, теплый апельсиновый свет фонарей озарял узкие тротуары, медленно тянущуюся к Солянке цепочку машин, фасад особняка, затянутый зеленой строительной сеткой… В домах справа и слева от него светились окна, лишь он один стоял темный, понурый, ушедший в свои сны и воспоминания.