Клеопатра. Последняя Из Птолемеев - [57]

Часть четвертая КЛЕОПАТРА ПРОТИВ РИМА

Глава 11. КЛЕОПАТРУ ОБЪЯВЛЯЮТ ВРАГОМ РИМА

Близкие отношения между Антонием и Клеопатрой стали вредить репутации последнего в Риме. В ноябре 34 года до н.э. Октавиан, вернувшись в столицу после победоносной иллирийской войны, узнал о триумфальной процессии Антония в Александрии и о его пожалованиях Клеопатре и ее детям. Эти сведения об обширных территориях, переданных египетской династии, не могли не вызвать раздражения у правителей Рима. 1 января 33 года до н.э. Октавиан, вступая в должность консула, впервые выступил с публичной критикой Антония. Антоний послал ему официальный ответ, содержание которого нам неизвестно. Однако в сочинениях историка Светония сохранился фрагмент частного письма Антония Октавиану:

«Что это на тебя нашло? В том ли дело, что я сплю с царицей? Но ведь она не жена мне, не так ли? И разве это случилось впервые? Это продолжается вот уже девять лет. А ты сам? Разве ты спишь только с Ливией? Прими мои поздравления, если сейчас, когда ты читаешь это письмо, с тобою нет какой-нибудь Тертуллы, или Терентиллы, или Руфиллы, или Сальвии, или их всех сразу. Разве так важно, где и с кем из женщин ты ночуешь?» (см. Светоний. Август).

Этот перечень предполагаемых любовниц Октавиана мог его смутить, потому что сам он был в этом отношении не многим разборчивее Антония, а современники вполне могли понять, о каких женщинах здесь идет речь.

Но самое важное в письме – официальное признание, что Клеопатра не является женой Антония. Такой брак был невозможен и потому, что двоеженство запрещалось, и потому, что римлянам запрещено было жениться на иностранках. Правда, Антоний нарушил этот закон, выдав свою старшую дочь (от его кузины Антонии, на которой он был женат еще до Фульвии) за некоего Пифодора, эллинизированного уроженца Малой Азии. Но было бы гораздо худшим нарушением, если бы это сделал он сам, римлянин, занимающий высокое положение. И в своем письме Антоний напоминал Октавиану, что ничего подобного не было. Законного брака между Антонием и Клеопатрой существовать не могло. Однако льстецы не упускали случая (возможно, при официальном поощрении) и всегда готовы были говорить о их иерогамии – «священном браке» между двумя божествами, подобном супружеству Диониса и Ариадны (которую часто отождествляли с Афродитой), или, в египетском варианте, подобном супружеству Осириса и Исиды. Уже упоминалось, что Клеопатра и Антоний официально именовались Новой Афродитой и Новым Дионисом, или Новой Исидой и Новым Осирисом. В таком смысле считались некогда супругами Цезарь и Клеопатра, и только в этом смысле можно было говорить о супружеских отношениях Клеопатры и Антония, что обеспечивало их детям своего рода сакраментальную законность.

* * *

В 33 году до н.э. Октавиан успешно провел уже третью иллирийскую кампанию и не только освободил Италию от набегов с северо-востока, но и закрепил за Римом Далматийскую область, где можно было рекрутировать хороших гребцов для флота (см. Аппиан. Иллирийские войны). Правда, время показало, что завоевания Октавиана оказались непрочными, но сравнение между деятельным Октавианом и продолжавшим бездействовать Антонием было не в пользу последнего.

Между тем взаимоотношения между обоими триумвирами продолжали ухудшаться. Продолжалась пропаганда и контрпропаганда с обеих сторон, и выступления обоих противников находили живой отклик в римском обществе. Более того, их усилия оказали огромное влияние на историков, биографов и поэтов, что привело к путанице, значительно затруднившей понимание реальных фактов. Взаимные обвинения во всевозможных грехах продолжали нарастать, и полемика между триумвирами достигла максимального уровня к осени 33 года до н.э. но с не меньшим накалом продолжалась и потом, вплоть до окончания конфликта. Это был последний, грязнейший образчик «свободы слова» в старо-республиканском вкусе.

С моральной и патриотической точки зрения Антоний являлся подходящим «козлом отпущения». Еще Цицерон обвинял Антония в пренебрежении всеми моральными нормами. Говорили, что Октавиан по своей духовной силе значительно превосходит Антония и что Антоний боится «гения» Октавиана. Говорили, что если Антония и можно сравнивать с Дионисом, то это – не Дионис Благодетель, а Дионис Кровожадный, убивший Секста Помпея. Высмеивали также манеру Антония писать. Его письма к Октавиану читались вслух (конечно, без списка любовниц) и становились мишенью для памфлетов сторонника Октавиана – Валерия Мессаллы (который прежде был сторонником Антония, а еще прежде – республиканцем). Мессалла мог, например, сообщить, будто Антоний в Александрии пользуется золотым ночным горшком, «столь роскошным, что даже Клеопатре это не по нраву» (см. Плиний Старший. Естественная история). Таким образом среднему римлянину давали понять, в какое болото роскоши завлекла Антония египетская царица. Сотнями способов подчеркивали рабскую зависимость триумвира от иностранки. Поскольку Антоний сравнивал себя с Гераклом, его недруги напоминали, что Геракл был околдован Омфалой, подобно тому как Антоний подпал под чары Клеопатры. Отголоски этих инсинуаций нашли отражение даже в рельефе на кувшине из Ареция, где Антоний-Геракл изображен в женском платье, окруженный прислужниками, которые держат зонт, веер, моток ниток и спицы, а его дубину и львиную шкуру забрала Омфала. Одни говорили, будто Антоний также стал жертвой ведовства, другие, держась более рационального объяснения, – что из-за его пагубной страсти он правит Востоком, совсем не советуясь с сенатом, а вверенные ему римские легионеры служат теперь не Риму, а Клеопатре. И что всего хуже, Антоний раздает римские территории иностранным царькам, тогда как Октавиан, наоборот, превратил Мавританию в римскую провинцию (см. Дион Кассий).