Клаудиа, или Дети Испании - [257]
— Ваше императорское величество, генерал Сент Илер погиб, маршал Ланн ранен…
— Что?! — император вынырнул, будто из забытья.
— Множество пулевых ранений и пушечным ядром раздроблены оба колена.
Бонапарт почти бегом бросился вслед за адъютантом, принесшим ему это страшное известие.
Быстро, не глядя по сторонам, они проносились мимо многочисленных костров, мимо угрюмо сушившихся солдат, вымокших, уставших, озлобленных, потерявших в этот день столько товарищей. Но, узнав своего великого императора, эти вышколенные солдаты все же привычно вскакивали и приветствовали его обычным «Vive l’impereur!»[182] И эта громовая волна приветствий, перекатываясь от одного костра к другому, сопровождала Наполеона до самой палатки, из которой все отчетливей доносились зловещие, отчаянные стоны.
Наполеон ворвался в палатку и сразу же увидел бледное, столь дорогое ему лицо любимого друга и лучшего маршала. Все еще красивое, оно было покрыто мелкими каплями пота, и мокрые светлые кудри прилипли ко лбу. Наполеон припал губами к этому высокому лбу и почувствовал, какой жар сжигает несчастного товарища, с которым связывали его годы молодости и блестящих побед.
Ланн стонал и метался в полуобморочном состоянии, видимо, не узнавая вошедшего. Император присел рядом с походной кроватью, изрядно пропитанной кровью, и положил руку ему на плечо.
— Ланн, Ланн, ты слышишь меня? Ты узнаешь меня?
— О да, сир, — вдруг, явив ему полные ужаса глаза, ответил маршал. — Вот вы и потеряли меня, вашего лучшего друга…
Император сидел молча, словно пораженный громом. Так просто и так нелепо уходил из жизни этот красивый и талантливый человек… Но что сейчас он мог сказать своему замечательному полководцу, надежному и любимому товарищу? «Неужели он и правда умрет?» — все билась в мозгу Бонапарта ужасная мысль, от которой немели чувства и каменело тело, а по щекам начинали ползти слезы. И вдруг он услышал невероятный, страшный, прерываемый мучительными стонами бред.
— Друг, спаси, спаси меня, ведь ты же все можешь, сделай же что-нибудь, сделай же что-нибудь. Я не хочу умирать, слышишь, слышишь, я не хочу умирать, спаси меня… О, как мне больно… проклятье… Вы правы, ваша светлость, Бог накажет всех нас… Все мы лишь пушечное мясо… Ах, сир, ты ничего не знаешь, нас всех одурачили, нас всех, и герцога Берга, и тебя… ха-ха-ха… Мы все — только пушечное мясо… О, Господи, как мне больно… Но я ничего не скажу тебе, не скажу… и не потому, что обещал его светлости, а просто потому, что тебе бесполезно говорить… Ты все равно давно перестал меня слушать… отсылал все дальше. И теперь уже дальше некуда… Но ты и сам мертв, ты умер уже давно, отвергнув Бога… И ты не в силах спасти меня… теперь ты уже ничего, ничего не сможешь сделать… лишь Он бы смог… Но поздно, поздно, все кончено… Этот чертов генерал прав, нет чести в победе пушками… Из Сарагосы прилетело мое ядро… Проклятая артиллеристка! Ты слышишь, сир, как быстро оно догнало меня… принеслось и лишило ног… О, не ног, всей жизни… О, сир!.. О дева…
Не в силах больше выносить этот бред, император молча встал и покинул наполненную смешанным запахом крови, горелого мяса, спирта и пота палатку, в которой бился обреченный голос умирающего друга.
Но и на следующий вечер, слушая в театре «Ан-дер-Вин» оперу великого Гайдна «Роланд-паладин» и всем своим видом демонстрируя горожанам, что ничего особенного не произошло, во всех ариях он слышал только слова Ланна: «Мы прокляты, прокляты, прокляты…» и вновь предательские слезы сползали по его щекам.
Однако опера понравилась императору, и он приказал выставить почетный караул у дома умирающего композитора.
Целую неделю бились хирурги во главе со знаменитым Айваном за жизнь нового французского Роланда, целую неделю по Вене ходили бюллетени о его состоянии, вместе с бюллетенями о состоянии здоровья великого Гайдна. И долгие бесконечные часы этот лихой гусар и красавец, получивший в 1804 году маршальский жезл, а после Аустерлица титул герцога Монтебелло, мучался и бредил, цепляясь за жизнь, которую так любил.
Но, ампутировав сначала одну, а через день и другую ногу, врачи, наконец, признались Наполеону, что положение безнадежно, и страдать маршалу осталось немного. У дверей бывшей спальни эрцгерцога, куда перенесли раненого, уже стояли, опустив головы, почти все его маршалы. Каждый понимал, что это только начало, и следующим может стать любой из них. Оглядев их мрачным взглядом воспаленных глаз и оставив за дверью свиту, император вошел в спальню.
Айван, уже без белого фартука, стоял у изголовья, держа пальцы на пульсе умирающего.
— У вас не больше двух минут, Ваше Величество.
Наполеон молча встал в ногах кровати.
И вот Ланн открыл глаза, от страданий ставшие бездонными, увидел перед собой скорбно стоящего императора и вдруг успокоился.
— Vivez, et sauver l’arme![183] — совершенно ровным голосом сказал он, и тело его вытянулось в последней судороге.
Наполеон сам закрыл глаза своему любимому другу, своему лучшему маршалу — первому маршалу, сложившему за него свою голову, и глухо сказал:
— Эта потеря дорого обойдется им…
О собаках на театрах военных действий.Источник:http://www.zooprice.ru/articles/detail.php?ID=283088http://www.zooprice.ru/articles/detail.php?ID=302487.
Кристель Хелькопф красива, у нее есть жених и интересная работа. Но случайно она узнает, что в годы Второй мировой войны в ее семье жила русская девочка-гувернантка, купленная за шестьдесят марок. Это становится потрясением для молодой и успешной женщины. Она изучает семейные архивы, и они открывают свои страшные тайны. Бросив все, Кристель отправляется в Россию, чтобы отыскать затерявшиеся следы русской девочки. В Петербурге она встречает любовь. Но смогут ли понять друг друга уверенная в себе немка и тридцатилетний русский мужчина?
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.