Клады и кладоискатели - [48]

Валера обмер: «Вычислили! Быстро!» Буквально, несколько минут назад в магазине он не выдержал и рассказал Серёге Светлому, что отдал на продажу не одну, а сразу четыре вещи: по две в Питере и Москве. Тот покрутил пальцем у виска и сказал:

— Почему ты не слушаешь мудрых и опытных товарищей? Теперь жди гостей!

И вот они — гости!

— Ты, Валерий Александрович, не волнуйся, присядь, нам поговорить надо, — старик добродушно улыбнулся и похлопал ладонью по лавочке рядом с собой. Валере эта улыбка напомнила оскал тигра. Он поёжился и машинально присел. — Не желаешь сделать явку с повинной?

Валера молчал. Но не потому, что задумался над ответом. Просто у него мгновенно пересохло в горле. Валера смотрел, как два парня вроде бы расслабленно, присели на лавочку напротив. Но он чувствовал, что они оба как сжатые пружины, готовые мгновенно распрямиться, если понадобится. И смотрят на него прищурясь, как бы прицеливаясь.

«Всё! Пипец! Приехали!» — подумал он и, наконец, кое-как выдавил из себя:

— А по какому поводу?

Старик рассмеялся:

— А что, у тебя несколько поводов может быть? Не знаешь, какой выбрать? Ладно, я тебе помогу. Нас интересуют пока только Гогенцоллнеры. — Валера попытался что-то сказать, но Чернушевич остановил его жестом. — Только не вздумай врать, а то можешь всё испортить. Тем более, что мы готовы пойти тебе навстречу. Предлагаем сделку. Те четыре лота, что выставлены на продажу в Питере и Москве, будут проданы, и ты получишь всё, как и планировал. А всё остальное, что было в чемодане, ты отдашь государству. Согласен?

Валера молча кивнул. Его начало отпускать. Вместе с пониманием, что не всё так плохо, как он вначале подумал, и что он не всё потерял, возникло ощущение какой-то странности в поведении визитёров.

— То есть, вы не будете конфисковывать деньги с продажи выставленных предметов и не будете меня привлекать к ответственности? — уточнил он.

— Совершенно правильно, — согласился Роман Григорьевич, — а знаешь, почему? Потому что мы не белорусское КГБ, а российское. Но, если ты хочешь, чтобы тобой занялись местные коллеги…

— Не хочу, — Валера решительно поднялся, — пойдёмте, я всё отдам.

— Ты что, всё держишь дома? — поразился Чернушевич.

— Да… как-то не успел, — Валера пожал плечами, — собирался запрятать понадёжней, да вот… не успел.

В квартире Валерий сначала достал из шкафа мешочек с драгоценностями и высыпал всё на стол. Затем выдвинул нижний ящик комода и стал выкладывать на стол холодное оружие.

Роман Григорьевич пододвинул стул, устроился за столом, вооружился лупой и стал разглядывать ценности. Валера сел напротив и с интересом наблюдал за процессом.

На всю экспертизу ушло около часа. Наконец, Чернушевич закончил. Он пододвинул к Валерию небольшую кучку золотых украшений:

— Это можешь оставить себе. Исторической ценности эти вещи не имеют. Ну что, будем составлять опись изъятого?

Валера пожал плечами:

— Зачем? Мне эта опись — по барабану. А вам, если понадобится — в любое время можно переписать.

— Логично. — Чернушевич кивнул помощникам, и те быстро сложили все вещи в объёмистый портфель. — Будем прощаться. Приятно было познакомиться.

— А уж мне-то как было приятно…, — Валера скорчил такую рожу, что все не выдержали и засмеялись.

Уже в машине Чернушевич позвонил по телефону:

— Привет, Гюнтер, — сказал он по-немецки, — хочу вас обрадовать. Для начала запишите аукционы, на которых уже продаются и будут выставлены в ближайшее время четыре вещи Гогенцоллнеров. Я думаю, вы их выкупите за любые деньги. А потом приглашаю к себе в гости. Вас ждёт сюрприз на ту же тему.

Отключив телефон, Роман Григорьевич немного помолчал и сказал вслух:

— Ну, вот, теперь можно и помирать со спокойной совестью.

Сидевший рядом с водителем парень, удивлённо обернулся:

— Зачем помирать, Роман Григорьевич? Рано ещё.

— Ты прав, — Чернушевич посмотрел через автомобильное стекло на пламенеющее закатом небо и погрозил кому-то кулаком, — не дождутся!

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

НАГРАДы

1944 год

Как ни странно, семью Станкевичей спасли от верной гибели немцы. За время оккупации местные жители уже успели как-то привыкнуть к вражеским солдатам и офицерам, расквартированным в родной деревне Добрино.

Илюшке Станкевичу в начале лета исполнилось двенадцать лет. За три года общения с немецкими солдатами он пришёл к выводу, что они обычные парни и мужики, только говорят на другом языке и почему-то воюют с нашими солдатами.

В деревне за всё это время никого не повесили и не расстреляли. Не за что. С партизанами никто не общался. (Если кто и общался, то немцы об этом не знали). Солдат и офицеров по ночам не убивали. Комендатуру не поджигали. Как работали в колхозе до войны, так и продолжали делать то же самое при немцах.

Так что, у Ильюшки к немцам претензий не было. Ну, то, что его однажды выпорол немецкий офицер, квартировавший у них в хате, — так то за дело. Илья у него шоколадку стащил. Вечером батя, когда пришёл с работы и узнал о конфликте, ещё добавил. Да побольше, чем немец.

Потом батя, чтобы окончательно загладить ситуацию, угостил немца самогоном. Тот, напившись, что-то долго лопотал по-немецки, плакал, показывал фотографии жены и дочек. Ну, совсем, как и некоторые русские мужики, когда напьются. Звали немца Мартин, отец называл его по-местному Мартыном. Тот не обижался.