Кладбище улик - [8]

– Вы хотите предложить мне работу?

– Сначала я расскажу тебе короткую историю, а затем задам один вопрос. Договорились.

Кетгут напрягся. Подобные формулировки нередко имели в гангстерском мире поганые последствия.

– Давайте попробуем, – осторожно произнес он.

– Ты не корректно меня понял. В слове «договорились» я не озвучивал вопросительной интонации. Это было утверждение.

Кетгут кивнул – спорить в его положении было бы глупо. По меньшей мере.

Млечный Фирн совершил несколько замысловатых движений пальцами и установил уникальное заклинание отвода глаз вокруг их кабинки, вкачав в него махом столько энергии, что хватило бы на излечение целого госпиталя инвалидов. Теперь подслушать их разговор мог лишь маг высшей категории, да и то лишь раскрыв себя.

После этого арраун подвесил над входом простенькую охранно-сигнальную «Лиану» и удовлетворенно откинулся на спинку скамьи, сцепив обе пары рук на груди.

– Маленький мальчик, появившийся на свет двадцать пять лет назад в трущобах близ Аман-Анадора, еще не ведал, какой забавной и пугающей хреновиной наградила его природа, – начал он.

От этих простых слов у Кетгута по спине пробежали мурашки. Он прекрасно понимал, о каком «маленьком мальчике» идет речь.

Фирн помолчал несколько секунд. И продолжил неторопливое повествование, глядя своими нечеловеческими глазами в самую душу.

– Парень рос, не зная о своем даре. Сначала он хотел стать могучим волшебником, но в школе обнаружилось, что способностей к высокой магии у него нет. Да и к обычной – маловато. В десять лет парень потерял в нелепой транспортной катастрофе обоих родителей и остался сиротой. Ему пришлось переехать из Аман-Анадора к дядюшке. В центр государства людей – Истадалу. Здесь парень с горем пополам окончил школу, с треском провалил экзамены в университет, и дальнейшее образование стало для него непозволительной роскошью. Нужно было искать полноценный заработок, чтобы хоть как-то существовать в дорогой столице. К тому времени дядюшка уже был слаб и не мог помогать парню ничем, кроме советов сомнительной ценности.

– Мне нужно в туалет.

– Потерпишь. Не маленький уже.

– Говорят, терпеть – вредно для простаты.

Фирн пристально поглядел на Кетгута. Зловеще улыбнулся.

– Ты начинаешь меня напрягать. Еще раз перебьешь, и мне придется обратиться за помощью к другому.

– Понял, – быстро кивнул Кетгут. – Буду терпеть молча.

– Умница. А некоторые идиоты считают, что у наемников атрофирован инстинкт самосохранения… Вернемся к нашему парню, который уже достиг совершеннолетия и всерьез задумался о будущем. Сперва он порывался пойти в армию, чтобы доказать себе и окружающим невероятную крутость. Ни в погранцы, ни в какие-либо иные приличные части пацана не взяли из-за низких магических способностей и отсутствия должной подготовки. Предложили поработать патрульным в районном управлении полиции. Парню нужно было с чего-то начинать, и он согласился… Что ж, простим его за столь поспешное решение. В юности многие страдают недостатком аналитического мышления и видят мир в черно-белом цвете. Парню даже в голову не пришло тогда, что существуют еще сотни профессий, в которых он мог бы преуспеть. Но судьба в лице начальника отдела кадров определила его в дежурно-патрульное звено под командованием туповатого Генциана Рожковски, в составе которого парень прошкандыбарился по криминогенным перифериям Истадалы всего-то три недели. А что же заставило его так скоропалительно покинуть гнусную службу? Недостаток жалования? Не похоже. Ведь практически с первых дней дежурства парень был обучен грамотно обирать незаконных гастарбайтеров и прочую шелупонь. Понукания самодура Рожковски? Отнюдь. Незабвенный Генциан хоть и был недалеким человечишкой, но дальше солдафонских шуточек и дебильных оскорблений не заходил. Но почему же наш парень слинял из органов, не успев даже получить первое официальное довольство в виде тощей пачки купюр? Дело в том, что во время одного из рейдов он обратил внимание на некую странность. Как известно, после любого убийства остается Улика, дабы компетентные и не очень служаки правопорядка могли выяснить – законно ли было сие посягательство на жизнь существа. И, при случае, наказать виновных. Но видеть Улики может далеко не каждый житель нашего мира, иначе бы преступникам жилось слишком фривольно. Видеть эти призрачные следы насильственной смерти умеют лишь следователи из отдела убийств, обличенные не только официальной властью, но и огромной ответственностью перед руководством и обществом. И в этом случае в моих словах нет никакого сарказма. Способность видеть Улики следак получает только на время исполнения прямых служебных обязанностей, и контроль над ним в течение всего расследования чрезвычайно жесткий. Уровень коррупции в отделах по раскрытию убийств низкий, подкупить следаков практически невозможно, в силу ряда причин, главная из которых – зверские меры наказания за подобные служебные нарушения… После установления причины смерти и выяснения личности виновного в убийстве – если это, конечно, убийство, – Улика возвращается в колодец жизни, чтобы при возрождении погибший стал самим собой, а не «пустышкой». Всем известно, что возрожденные без Улики перестают быть полноценными личностями с воспоминаниями, навыками и уровнем интеллекта, оставшимися от прошлой жизни. Те же, кто умирает ненасильственной смертью – будь то самоубийство, несчастный случай или что-то подобное – также проходят через колодец жизни. С той лишь разницей, что за их кончину никто не несет наказания на каторге. Исключения составляют только те, кто умирает от старости. Их колодец не возрождает. Вот такой расписной круг бытия, который размыкается лишь тогда, когда приходит время, и существо должно покинуть этот мир. Не мы этот круг рисовали, не нам и стирать… Не правда ли?