Китовый ус - [143]
И Чубуков решительно повернул руль вправо, поехал на подъем — за ним они жили. Он узнал дом, хотя его и обложили красным кирпичом, узнал клен под забором. Ставни были закрыты. Осторожно открыл калитку; опасаясь собаки, подождал — ее не было, вошел во двор и стал стучать в закрытую дверь. Возле крыльца заметил кур — кто-то, значит, тут жив…
Дверь открылась. Вышла мать Риты, посмотрела как-то тревожно на Чубукова и спросила:
— Кто вы? Не врач? Мы ждем врача…
— Нет, я не врач. Я Игорь Чубуков, помните, с Ритой… — он не нашел подходящего слова.
— Чубуков? Чубуков… — задумалась старуха. — Ах, Игорь! Это ты, милый! Голос-то изменился. Проходи в дом, пожалуйста. Как же, как же, помним тебя. Весной Рита приезжала, вспоминала…
Старуха обрадовалась, засуетилась в прихожей, нащупывая рукой стул для гостя. Она за эти годы ослепла. В соседней комнате, в сумраке, потому что было приоткрыто только окно, Чубуков рассмотрел постель. Там кто-то натужно вздохнул, спросил старуху:
— Кто?
— Это Игорь Чубуков, отец… Помнишь, с Ритой дружил? Вот приехал.
— А-а…
— Врача ждем. Давление у отца повысилось. Уколы делают. Не едут что-то долго…
Прихожая, она же служила и кухней, была завалена старыми вещами, такими же старыми, как их хозяева. Но, присмотревшись, Чубуков понял, что все эти вещи — стол под старой клеенкой, табуретки и стулья, кастрюли и тарелки в шкафчике, плита, накрытая газетой, банки на полу, ведра, — содержатся в порядке, только имеют непривлекательный вид. Это была старость. Хотя и вдвоем, но с болезнями, без детей, без сил, без помощи, которой здесь не хватало каждый день, каждый час…
Старик с неимоверным трудом поднялся с постели, сел напротив. У него было красное, вспухшее лицо. Он болезненно открыл рот, можно было подумать, что в этот момент его внутри чем-то обожгло, и начал расспрашивать Чубукова о его жизни. Старуха вставила свое слово: дочь у Риты уже большая, пойдет в этом году в десятый класс. Поинтересовался у Чубукова, сколько он получает. Он усмехнулся и сказал, что их зять майор получает больше — пусть старики не жалеют ни о чем.
— Он тоже хотел купить машину, — сказала старуха, называя зятя не по имени, а в третьем лице. — И Рита хотела, говорит ему: давай пойду работать и купим. А он не хочет отпускать ее на работу. Любит он ее, милует, обижаться грех… Я бы тебя молочком попотчевала, да не держим давно. Куда нам… Отец совсем негож, а я почти ничего не вижу. Посмотреть бы на тебя, какой ты стал… А не хочешь яблочка? Сходи, милок, в сад, сорви…
— Спасибо, я не могу задерживаться. Мне ехать далеко, под Ростов.
— Далеко, — согласилась старуха. — Скажи, Игорь, это правда, что твоего брата в тюрьму посадили? Давно говорила Капа, а ей кто-то сказал из вашего района. Она заведует сейчас магазином, приезжали ваши и говорили…
— Никаких братьев в нашем районе у меня уже не осталось. Кого же сажать, — усмехнулся Чубуков, а сам подумал: «Ну и Капа… Только зачем еще это, зачем?»
Чубуков поднялся, попрощался со стариком, пожав его вялую жаркую руку. Старуха пошла провожать. Во дворе она дала Чубукову новый конверт с написанным адресом.
— Это Рита, весной-то, много их заготовила. Может, напишете друг другу. — Старуха замолчала, снова принялась хвалить зятя. — Золотой он человек, ох, золотой… Приедет сюда — забор починит, в саду работает. — А потом, как своему, призналась: — Только не очень красивый он…
— Для мужчины — это не главное.
— Вот-вот, — закивала старуха. — Лишь бы человек был хороший. Живут они ладно, дружно. Так что уж ты, милый, если сойдутся где-нибудь ваши дорожки, побереги ее, не тревожь. Не суждено, что ж поделаешь…
— Вам не говорили, что у вас с глазами? Кажется, это катаракта, помутнение хрусталика. Сейчас, насколько я знаю, такую болезнь легко лечат.
— Вот Капа придет, я ей скажу…
— Прощайте, не поминайте лихом.
— Прощай, милый. Наверно, не свидимся боле… А к Капе ты заезжай, она в центре работает! — крикнула старуха, когда он уже сидел в машине.
Чубуков выехал сразу на трассу и погнал машину на юг. На душе было тягостно. Он думал о том, что несмотря ни на что, должен когда-то, если судьбе будет угодно позволить им встречу, сказать Рите спасибо. За все то чистое, доброе, самое лучшее, которое разбудила в его душе, за то огромное счастье, которое длилось два года. Два больших, не таких, как уже сейчас, коротких и торопливых, а два года молодости.
Спасибо за любовь…
