Китайский массаж - [114]

Шрифт
Интервал

— Все собрались? Что у вас за праздник?

Никто не ответил. Ша Фумин улыбнулся и сказал:

— Да никакого праздника, просто все хорошо потрудились, вот и решили собраться.

— Я сейчас вам всё организую.

Улыбка у Ша Фумина вышла вымученная, он устал до ужаса. В тот момент, когда Ша Фумин дочитал последнюю строку письма Ду Хун, силы оставили его. Внезапно мистическая сила вытянула из него все силы разом, а заодно и душу. Хорошо хоть боль в желудке на своём месте. Если бы не боль в желудке, Ша Фумин чувствовал бы себя пустым и с каждым шагом слышал бы, как в пустоте внутри тела раздаётся эхо.

Изначально Ша Фумин пригласил всех на ужин по случаю того, что Ду Хун выписалась из больницы. Через несколько часов ситуация изменилась кардинально. Жизнь действительно непредсказуема — в совершенно обычные дни внезапно, как по волшебству, происходят совершенно незаурядные события. А вообще, жизнь штука ломкая, фальшивая, легко поддающаяся чужому влиянию, как трава, которая стелется туда, куда дует ветер. Вот, говорят, у слепцов жизнь монотонная, а это ведь как посмотреть. Зависит от того, хотят ли слепцы обнажить свою душу. Нет — отлично, все дни будут ровными, как под копирку, одинаковой длины, одинаковой ширины, одинаковой высоты. Но стоит обнажить душу, как случается нечто страшное, и жизнь слепцов приобретает чрезвычайно редкую форму. Разумеется, доктор Ван понимал, в каком состоянии сейчас Ша Фумин: он предложил отменить ужин или перенести — всё равно.

— А с какой стати? — Ша Фумин не согласился, сказав: — Ду Хун выписалась из больницы, надо отметить.

Ну да, Ду Хун выписалась из больницы, надо отметить. Но какой привкус будет у этого праздника, один только Ша Фумин испробует. Доктор Ван предложил отменить банкет от чистого сердца, хотя и не без примеси эгоизма. Днём он сначала поссорился с Сяо Кун, потом — с Цзинь Янь, а потом ещё и с Сюй Тайлаем повздорил. В такой момент банкет не к месту. Остальным неловко было что-то сказать Ша Фумину, но все думали так же и надеялись втайне, что Ша Фумин всё-таки отменит мероприятие. А Ша Фумин взял да и не отменил, как назло, что ты будешь делать? Все жалели Ша Фумина. Упрямый ты осёл, ну почему же ты такой упрямый? По дороге никто не разговаривал и при этом никто не чувствовал, что за холодные ветра на душе у Ша Фумина, что за проливные дожди там идут. Он действительно страдал.

По сравнению с Ша Фумином, Чжан Цзунци испытывал более сложную гамму чувств. Ему было жалко и Ду Хун, и Ша Фумина, но, помимо сочувствия, душу наполняла странная радость. Радость беспричинная, безосновательная, импульсивная. Когда Чжан Цзунци дочитал письмо Ду Хун, сердце ёкнуло. Внимательно прислушавшись к себе, Чжан Цзунци с изумлением обнаружил, что ощущает в большей степени радость, чем сожаление. Открытие испугало Чжан Цзунци, он даже испытал к самому себе некоторое презрение. Как могло такое получиться? Но радость была неподдельной, она циркулировала по кровеносным сосудам Чжан Цзунци по кругу, не останавливаясь. Чжан Цзунци подумал-подумал и понял, что он вообще-то всегда надеялся на уход Ду Хун. Но, разумеется, он надеялся, что Ду Хун уйдёт тихо-мирно, но тихо-мирно не получилось, и в этом крылась причина сожаления.

Чжан Цзунци не хотел участвовать в банкете, но и не пойти не мог, потому последовал за большинством. Куда все — туда и он.

На крыльце дома 109-4 собралась огромная толпа, но всё равно люди стояли, разбившись на группы по двое-трое, и не разговаривали между собой. Атмосфера царила странная, в воздухе витали уныние и неприязнь.

В мгновение ока официанты подготовили столы и стулья. Всего получилось два стола. Хозяин забегаловки посчитал количество гостей и решил, что двух хватит. Хозяин подошёл к Ша Фумину и пригласил за стол. Ша Фумин замялся: с учётом сложившейся ситуации он должен был сесть за один стол, а Чжан Цзунци за другой. Он опёрся на спинку стула, уголки его губ внезапно поползли вверх, лицо приняло странное выражение. Это они с Чжан Цзунци докатились до такого, и нельзя сказать, что из-за Ду Хун. Ду Хун тут вовсе не при чём, однако если докопаться до сути, то Ду Хун всё-таки очень даже при чём. Но где теперь Ду Хун? Она растворилась без следа.

Ша Фумин собрался с духом и велел хозяину забегаловки:

— Будьте добры, сдвиньте столы, мы будем есть вместе.

Официанты снова расставили стулья и столы. Получился один длинный стол, составленный из трёх квадратных, в форме прямоугольника. На столе быстро разложили бокалы, тарелки, палочки для еды, расставили пиво и прохладительные напитки. Редкое зрелище для придорожной забегаловки. Над головой у собравшихся на банкет — небо, под ногами — асфальт, а слева широкая и пустынная улица под названием Цзянцзюнь Дадао, то есть шоссе Генералов. Разве похоже на скромный ужин слепых? Скорее уж на пышное торжество!

— Присаживайтесь, — сказал Ша Фумин.

Чжан Цзунци стоял неподалёку от Ша Фумина и не мог притвориться, что не слышал. Но Ша Фумин ни к кому конкретно и не обращался. Пришлось Чжан Цзунци подержать слово «присаживайтесь» во рту, и через некоторое время он повторил:


Еще от автора Би Фэйюй
Лунная опера

Впервые на русском – сборник повестей одного из самых знаменитых авторов современного Китая; автора, переведенного на 20 языков, и лауреата многих международных премий, в том числе «Азиатского Букера». Его имя означает «летящий через Вселенную»; по его книге «Шанхайская триада» поставил фильм прославленный Чжан Имоу. Творчество Би Фэйюя, как и недавнего нобелевского лауреата Мо Яня, часто характеризуют как «галлюцинаторный реализм»; но если Мо Янь вдохновлялся книгами Габриэля Гарсиа Маркеса, то повести Би Фэйюя напомнят российскому читателю скорее произведения Виктора Пелевина.


Рекомендуем почитать
Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


О горах да около

Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI - СХХ.

«Сон в красном тереме» – самый знаменитый и крупнейший китайский роман. Цао Сюэцинь (1724 – 1764) создал захватывающую сагу о трех поколениях большой аристократической семьи. Она возвышается, когда император берет в наложницы одну из девушек рода Цзя. Главный герой Цзя Баоюй с юных лет купается в роскоши, ему доступны все земные блага. Роман насыщен любовью, многочисленные герои связаны между собой чувственными отношениями, которым сопутствуют ревность и интриги. Сложная структура этого замечательного произведения, психологическая мотивированность поступков его героев, органически входящие в ткань повествования стихи – все это составляет убедительные достоинства «Сна в красном тереме» – признанного шедевра не только китайской, но и мировой литературы.


Осажденная крепость

Роман о бездуховной жизни «образованного» общества в гоминьдановском Китае 30-х годов нашего века, о неуверенности людей в завтрашнем дне, о скудности, мелочности их существования, об их одиночестве и разобщенности.Рассказы писателя — тонкая сатира на китайскую интеллигенцию тех лет.


Красный гаолян

«Красный гаолян» — самое известное произведение Мо Яня, китайского прозаика, лауреата Нобелевской премии (2012 г.). По мнению критиков, премию эту присудили писателю во многом благодаря этому роману, включённому в список ста лучших китайских романов минувшего века. Во всём мире с огромным успехом прошёл фильм «Красный гаолян», снятый по этому произведению и пробудивший у многих российских зрителей интерес к истории и культуре Китая. Теперь впервые на русском языке выходит и сам роман, написанный жёстко, даже жестоко.


Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I - XL.

«Сон в красном тереме» – самый знаменитый и крупнейший китайский роман. Цао Сюэцинь (1724 – 1764) создал захватывающую сагу о трех поколениях большой аристократической семьи. Она возвышается, когда император берет в наложницы одну из девушек рода Цзя. Главный герой Цзя Баоюй с юных лет купается в роскоши, ему доступны все земные блага. Роман насыщен любовью, многочисленные герои связаны между собой чувственными отношениями, которым сопутствуют ревность и интриги. Сложная структура этого замечательного произведения, психологическая мотивированность поступков его героев, органически входящие в ткань повествования стихи – все это составляет убедительные достоинства «Сна в красном тереме» – признанного шедевра не только китайской, но и мировой литературы.