Китайские мемуары. 1921—1927 - [110]

Сопровождаемые встречавшими нас делегациями и военной охраной, мы пешком отправились во дворец бывшего дубаня Цзянси, где находился теперь штаб Чан Кайши. Как и все китайские дворцы, он состоял из одноэтажных довольно высоких каменных палат национальной архитектуры с большим количеством внутренних двориков, бассейнов, садиков и цветников,

Роскошь дворца должна была контрастировать с серой монотонностью и невзрачностью окружающих его зданий. Дворцовая роскошь — символ власти, противопоставленной народу.

В зале дворца состоялся завтрак. Стол бы сервирован по-европейски. Принимала нас жена Чан Кай-ши. Два дня шли банкеты в Наньчане в честь приезда национального правительства и русских советников, два дня прощупывал Чан Кайши настроение и намерения членов правительства, прибывших в Наньчан для военно-политического совещания с ним — теперь не только главкомом, но и фактическим главой правительства и ЦИК гоминьдана.

Наньчан — большой старинный город. По его внешнему виду можно было заключить, что вряд ли он изменился за последние двести-триста лет. Зданий европейского типа здесь почти не было. Это был центр цзянсийской бюрократии, торговли и старинных ремесел.

Главной достопримечательностью провинции были фарфоровые мануфактуры. Их изделия славились не только в Китае, но и в других странах. Заграничный спрос отразился на стиле выпускаемых изделий. Это был не только китайский, но и уже европеизированный фарфор. Значительная часть этой продукции была предназначена на экспорт в Европу и Америку. Таким образом, наньчанская буржуазия была уже втянута в мировую торговлю и связь с иностранным капиталом.

Выйдя за пределы дворца в город, мы сразу же столкнулись с его политической жизнью, во многом изменившейся после прихода сюда Национально-революционной армии. Столкнулись несколько неожиданно и своеобразно. В Наньчане мы решили пойти в баню. После долгого путешествия это было более чем необходимо. Обошли все наньчанские банные заведения, но они оказались закрытыми. На наши вопросы давались короткие ответы, в которых сквозило явное недовольство: «Закрыты из-за отсутствия в городе мелких денег». Пробовали купить кое-что в Наньчане, но целый ряд лавок также был закрыт «из-за отсутствия хороших денег».

Мы выяснили, что разместившийся здесь штаб Чан Кайши обзавелся своей типографией, в которой печатались бумажные деньги. Эти так называемые «военные деньги», кроме штыков, ничем не были обеспечены. Такими деньгами Чан Кайши расплачивался за продовольствие и другие товары для армии и выкачивал из провинции реальные ценности, главным образом мелкое серебро. Население ответило на это бойкотом «военных денег». Лавки стали закрываться. Кончилась эта история тем, что наньчанские купцы объявили всеобщую забастовку, т. е. закрыли свои лавки и организовали демонстрацию протеста.

Купцы потребовали прежде всего признания новым правительством займов на сумму в сорок миллионов юаней, выпущенных прежними реакционными властями, оплаты всех налогов национального правительства и т. п. облигациями старых займов или выпущенных под их гарантию бумажными деньгами прежних правительств.

В дни нашего пребывания в Наньчане по приказу Чан Кайши было созвано экстренное совещание, которое приняло такие решения: 1) признать прежние займы и допустить к обращению бумажные деньги прежних правительств; 2) приказать купцам открыть все лавки 7 декабря, а в случае неподчинения принудить их к этому вооруженной силой; 3) предложить торговой палате и всем гильдиям пустить в обращение спрятанные ими медные деньги; 4) привести в порядок дела обанкротившегося цзянсийского банка.

Купцы, как видим, одержали победу.

В Наньчане должно было состояться военно-политическое совещание прибывших сюда членов правительства и ЦИК гоминьдана под председательством Чан Кайши. Однако обстановка в городе была неблагоприятной для такого совещания: недовольство народных масс, выступивших со своими требованиями, бунт купцов заставили Чан Кайши перенести совещание в Кулин.

В спешном порядке все двинулись в Цзюцзян, чтобы оттуда подняться в Кулин. Наньчан и Цзюцзян связаны железной дорогой, принадлежавшей тогда японскому капиталу. Мы отправились на вокзал. Нужно было по плоту перейти реку и оттуда километра три идти по пескам до вокзала. Сели в поезд. Из окон вагона видны были следы недавно кончившихся боев:

Отъезд из Наньчана (в центре М. М. Бородин)

разрушенные артиллерийским огнем железнодорожные станции, воронки от снарядов, кое-где лежали еще не убранные трупы убитых солдат.

Вскоре остановились на полуразрушенной станции. Это был маленький городок Дэань. Поезд стоял здесь около 15 минут. На вокзал пришли местные рабочие, главным образом железнодорожники, со знаменами и отпечатанными литографским способом листовками, которые вручались всем пассажирам поезда. Мы разговорились с рабочими, у которых был оборванный и изнуренный вид. Под руководством своего нелегального рабочего союза они в продолжение трех месяцев делали все, чтобы помешать продвижению войск и перевозке боеприпасов Сунь Чуаньфана. Несколько раз за это время бастовали. Три месяца Сунь Чуаньфан не платил им заработной платы. Наконец при поддержке рабочих победила Национально-революционная армия. Но вот уже около месяца рабочие по-прежнему не получали заработной платы. Легализовавшийся с приходом Национально-революционной армии рабочий союз железнодорожников отправил делегацию к Чан Кайши с просьбой уплатить рабочим не только за этот мёсяц, но и за три месяца, во время которых онй помогали Национально-революционной армии. Чан Кайши ответил, что долгов Сунь Чуаньфана он не будет оплачивать, но обещал выплатить заработную плату за время, прошедшее после вступления в городок Национально-революционной армии. Тем не менее им до сих пор ничего не уплатили. Рабочие рассказывали нам, что вдобавок ко всему им негде жить. И действительно, со станции был виден разрушенный артиллерией Дэань.