Киропедия - [116]

Я хорошо понимаю, что у некоторых возникнут сомнения по поводу истинности этого случая. Мне также представляется, что большинство людей способны скорее одолеть врага, чем подобную страсть. И хотя большинство людей имеет право относиться ко всему этому с недоверием, так как такие случаи известны лишь немногим, мы все очень хорошо знаем, что поступки выдающихся людей редко остаются в тени. Однако никто и никогда не заявлял, будто видел Агесилая совершившим бесчестный поступок, и даже если бы стал предполагать подобное, ему никто бы не поверил. Находясь на чужбине, Агесилай никогда не занимал отдельного дома, но всегда располагался либо в храме, где совершенно невозможно заниматься бесчестными делами, либо у всех на виду, так что все становились свидетелями его беспорочного поведения. Если все, что я говорю здесь об Агесилае, неправда и вся Эллада уверена в противоположном, то моя похвальная речь не достигнет цели, я же накажу самого себя.

Глава VI

Как мне представляется, Агесилай неопровержимо доказал, что обладает мужеством и отвагой, ибо он всегда был готов выступить против самых сильных врагов, угрожавших его государству и Элладе. В борьбе против них он сам всегда шел впереди. Каждый раз, когда враги соглашались дать сражение, он не страхом повергал их в бегство и так добивался победы, но ставил трофей, одолев неприятеля в прямой и упорной битве, оставляя бессмертные памятники своей доблести, унося и сам на своем теле ясные свидетельства мужества, проявленного в бою. Поэтому желающие судить о его душевных качествах могли сделать это по личным наблюдениям, а не по слухам. Однако будет справедливо судить о военных подвигах Агесилая не только по трофеям, поставленным им; о его подвигах лучше всего свидетельствуют походы, которые он совершил. Победы его были ничуть не менее значительными, когда враги уклонялись от сражения; в этих случаях он добивался победы без риска и с большей пользой для государства и союзников Спарты. Ведь и во время гимнастических состязаний победивших благодаря отказу противника от борьбы награждают венками ничуть не менее тех, кто одержал победу в схватке с противником.

А какие из совершенных им деяний не свидетельствуют о его мудрости — его, всегда с величайшей готовностью исполнявшего волю отечества, оказывавшего помощь близким, приобретавшего самых верных друзей? Воины Агесилая одновременно и любили его, и повиновались ему. А что может так усилить боевую мощь фаланги, как порядок, создающийся благодаря воинской дисциплине и верности воинов полководцу, в основе которой лежит их любовь к нему? Враги не могли отказать ему в уважении, хотя и вынуждены были его ненавидеть. А союзникам он всегда помогал одерживать верх над противником, вводя его в заблуждение, когда представлялся подходящий случай, опережая его там, где требовалась быстрота, скрывая от него свои планы тогда, когда этого требовала польза дела. По отношению к врагам он действовал совершенно по иному, чем к друзьям. Ночью он предпринимал все, на что отваживался днем, а днем делал то, что мог предпринимать ночью, очень часто оставляя всех в неведении относительно того, где он находится, куда собирается идти, что он намерен совершить. В результате такого образа действий крепости врага оказывались для него недостаточно крепкими: он их или обходил, или брал штурмом, или применял против них военные хитрости и обманы. Когда Агесилай отправлялся в поход, он вел свое войско таким строем, чтобы им легче было управлять, помня, что сражение может завязаться в любой момент, если этого захотят враги. Войско двигалось спокойным шагом, как ходят самые скромные девушки. Он знал, что такой порядок следования обеспечивает спокойствие, полное отсутствие страха, невозмутимость духа воинов и предохраняет от возможных ошибок; при таком порядке исключена возможность засад и козней врага. Поступая так, Агесилай всегда был страшен врагам, друзьям же он вселял в душу бодрость, уверенность и сознание собственной силы. Он прожил жизнь, окруженный почтительной боязнью врагов, никогда и ни в чем не упрекаемый согражданами, безупречный по отношению к друзьям, горячо любимый и восхваляемый всеми людьми.

Глава VII

Подробное описание того, насколько он был предан своему государству, заняло бы слишком много места. Как я полагаю, среди совершенных им деяний нет ни одного такого, которое бы об этом не свидетельствовало. Короче, все мы знаем, что Агесилай не жалел трудов, смело подвергался опасностям, не щадил ни средств, ни здоровья и не ссылался на преклонный возраст, когда ему представлялась возможность принести пользу государству. Одновременно он считал долгом истинного царя оказывать как можно больше благодеяний своим согражданам. К числу величайших услуг, оказанных отечеству, я отношу и то, что Агесилай, оставаясь самым могущественным человеком на своей родине, тщательнейшим образом соблюдал законы государства. Действительно, кто осмелился бы проявить непослушание, видя, как ревностно исполняет законы сам царь? Кто, считая себя ущемленным в правах, смог бы отважиться на то, чтобы изменить существующее положение в государстве, видя, как охотно соблюдает законы и подчиняется им сам Агесилай? А он даже к своим противникам в государстве относился так, как отец относится к детям: порицал их за ошибки, награждал, когда они совершали прекрасные поступки, приходил на помощь, когда случалась беда. Никого из своих сограждан он не считал врагом, проявляя добрую волю к тому, чтобы все вели себя достойным образом и заслужили похвалу. Спасение всех граждан было для него самой важной целью, а гибель человека, хоть сколько-нибудь достойного уважения, — личным несчастьем. Твердое соблюдение законов он считал залогом процветания своего отечества, а благоразумное поведение эллинов вообще — основой могущества Спарты. И если филэллинство считать достоинством, украшающим эллина, то кто и когда видел другого такого полководца, который смог бы отказаться от взятия города, если это было сопряжено с его разрушением, или считал бы нечестием для себя одержать победу в сражении с эллинским войском? Когда Агесилаю доставили известие, что в сражении у Коринфа погибли восемь спартанцев и почти десять тысяч врагов, он нисколько не обрадовался и, вздохнув, сказал: «Увы, какое горе постигло Элладу!