Киномысль русского зарубежья (1918–1931) - [3]

.

В ряде статей Рашит охарактеризовал наиболее видных эмигрантских кинокритиков. Они републикуются в приложении к книге.

На мой взгляд, хотя киномысль Советской России 1920‐х годов намного интереснее эмигрантской киномысли (это было связано и с бурным развитием самого советского кино, и с тем, что в России были созданы специальные научные учреждения для изучения кинематографа), тем не менее в русском зарубежье появилось немало содержательных публикаций, затрагивающих как общие проблемы киноэстетики, так и частные вопросы (роль музыки в кино, визуальные аспекты кино и т. д.).

Я надеюсь, что подготовленная Рашитом Янгировым книга успешно решит задачу панорамного введения в киномысль русского зарубежья.

А. И. Рейтблат

ТЕОРИЯ

Николай Дризен О КИНЕМАТОГРАФЕ (Наблюдение)

Помнится, во французском «Dictionnaire d’ Academie»[11] встречается такое определение искусства: искусство обусловлено совокупностью известного рода действий или средств, направленных к конечному результату, все равно, что бы последний ни представил: пользу, истину, добро или красоту.

Мне кажется, что подобная формула лучше всего подходит к природе кинематографа. Пора, наконец, это популярнейшее из театральных зрелищ включить в какую-нибудь категорию. Все кинематографом пользуются, его усердно посещают, иногда втайне, чтобы не видели другие, но очень мало кто о нем говорит серьезно и не в пренебрежительном тоне. Спрашивается, почему? В сущности, кинематограф так же относится к сценическому искусству, как, например, гравюра к живописи. В том и в другом случае мы имеем вторую степень известного вида искусства, так сказать, его производное, обязанное уже не непосредственному участию художника, а его пособнику – механической силе. Однако и там и тут подоснова – самостоятельное творчество. Все мы знаем, какой сложный процесс предшествует переводу картины на камень или дерево. Менее известна в большой публике комбинация действий, составляющих сущность кинематографии.

С каждым днем совершенствуясь, она представляет сейчас смесь чисто технических приемов-трюков и определенных сценических действий, имеющих непосредственную связь с театром. Нет сомнения, что в данный момент она вылилась в известную специальность. Специальна экспозиция каждой картины, специальны средства, ее обслуживающие, начиная с действующих лиц, актеров. У всех на языке ряд имен, ставших популярными благодаря кинематографу. Не говоря о Максе Линдере, в последнее время вовсе исчезнувшем с горизонта (одни утверждают, что он убит на французском фронте, другие, что он, обогащенный кинематографом, вышел из строя его участников[12]), можно назвать имена Асты Нильсен, Франчески Бертини, П[олы] Негри, Чаплина и др., ставших поистине знаменитыми. Для публики, как имена больших актеров, они составляют приманку спектакля. Вспоминаю отзыв покойного К. Варламова об Асте Нильсен. Он считал своею обязанностью не пропускать ни одну фильму с ее участием. По его словам, молодежи на таких картинах нужно учиться мимике. Любопытно, что работа в кинематографе совершенно ограничивает артиста только этой областью. Для театральных подмостков он почему-то совсем не годится. Припоминаю по этому поводу неудачный дебют того же М. Линдера в Петербурге. Некий антрепренер пригласил его на ряд гастролей за баснословное вознаграждение, что-то около пятнадцати тысяч рублей за спектакль. И что же? Более постыдного выступления я не запомню[13]. С другой стороны, участие в кинематографе вовсе не увеличивает славу известных драматических артистов, а для кинематографа происходит бесследно. Таким образом не оставили никакого впечатления выступления Э. Дузе, Режон[14], у нас К. А. Варламова[15] и т. д.

Вот еще другая особенность кинематографа: в концепции его картин динамика должна преобладать над статикой. Совершенно непереваримы картины, где вместо действия на первый план выдвигаются психологические мотивы действующих лиц.

Вот почему в сравнении с заграничными фильмами, особенно американскими, так слабы наши русские. Мы, по нашей природе, всюду ищем внутренние переживания, предпочитаем самоанализ каким-либо внешним проявлениям. Кинематограф хотя и уделяет так много места объяснительному тексту, но последний никак не спасает долгих и мучительных душевных эмоций, скучных не только на экране, но и на сцене. Между прочим, здесь нужно искать причину популярности кинематографа в современном обществе. Что греха таить, скучно стало за последнее время в театре. На сцене или очень посредственная игра, или вместо живого сценического действия какие-то драматические логарифмы. Невольно вспоминается анекдот про знаменитого Жемчужникова, сподвижника А. Толстого в музе Козьмы Пруткова. Он, рассказывают, пришел однажды в немецкий театр с словарем в руках. Едва артист на сцене произносил какое-нибудь замысловатое слово, Жемчужников демонстративно его останавливал:

– Bitte, warten Sie ein Moment! Ich verstehe nicht was Sie sagen![16]

Как часто приходило мне в голову крикнуть то же самое автору на представлении его пьесы. На сцене совсем отучились говорить простым и ясным языком. То, что составляло секрет старых мастеров (интрига, выдумка), совсем выветрилось в современном театре. Если же некоторых драматургов публика еще продолжает посещать, то больше из стадного начала, боясь признаться в своем невежестве. Совершенно прав Ландсберг, автор занимательной брошюры о Г. Гауптмане (М., 1902), говоря: «Ни за что на свете человек не хочет казаться глупее своих милых собратьев. Таким образом встречали рукоплесканиями “Потонувший колокол”, которого в сущности ни один человек не понял,