КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ - [35]

- Я – шут. Если не верите – могу пошутить, но, опять же, это не безопасно для меня, – он поклонился Чету, и тот не выдержал, швырнул подушку в наглеца, но не попал. Шут от летящего в него снаряда ловко увернулся. – И, дабы не портить вам аппетита сценой моего обезглавливания, я всего лишь объявлю, что гнев ваш, ваше величество, совершенно неуместен, так как я думал прежде всего о вас и пригласил музыкантов, чтобы вам не было скучно.

Шут щелкнул пальцами с неожиданным величием, и тотчас вошли музыканты, наигрывая какую-то незатейливую мелодию. Это были сонки, и музыка их не отличалась особым талантливым исполнением, но гости оживились, задвигались, предвкушая развлечение, и Чет мгновенно остыл. Шут, пользуясь этим, мгновенно оказался рядом.

- Ты в своем уме, царь, – притворно улыбаясь развеселившемуся рыцарю из свиты приезжего, проговорил он. – Как тебе в голову пришло наливать каких-то зелий в бокал гостю?! Чего, кстати, ты ему налил?

- Так вот почему ты заявился, – Чет, мотая в такт музыке головой, стрельнул глазами в сторону Шута. – Кто уже успел нажаловаться? Я что, опять нарушил какое табу из тех, что не нарушались веками?

- Это тебе не шутки, – сурово перебил его Шут, заметив голосе царя издевку. – Ни в одном доме Эшебии никогда и никто не травил гостей, да и врагов тоже. Не срами своего дома, царь! Только трус может тайком подлить яда человеку, пришедшему к нему в дом.

- Да хватит причитать – «яд, яд»! – сердито отмахнулся Чет. – Никакого яда и не было! Просто хотел, чтоб мальчишка был поразговорчивее и опьянел скорее, вот и все! Кто, кстати, посмел пожаловаться тебе?! Что еще за мода – меня, царя, учить, что мне делать?! Пожелаю – так вообще выпущу мальчишке кишки прямо на стол!

- Не думаю, что у тебя это получится, – возразил Шут, рассматривая гостей. – Погляди, какие могучие у него рабы! Прямо горы. И рыцарь его выглядит опытным воином; такой так просто не даст своего хозяина в обиду. А это еще кто?

Старец, сидящий по правую руку от принца, тщательно скрывал свое лицо в тени капюшона (Шуту показалось, что именно с его появлением старик почему-то предпочел спрятаться), но сама фигура, манера держаться, показалась Шуту знакомой. Ужель..?

- А кто, говоришь, у тебя в гостях, царь? Как он назвался? – переспросил Шут, пристально рассматривая лицо приезжего. Музыканты и танцовщицы, крутящиеся вокруг него пестрой шумной толпой, то и дело заслоняющие его от взгляда Шута, не давали рассмотреть его как следует, но, наверное, этого и не надо было. И Шут с каждым мигом бледнел, узнавая, нет – убеждаясь, что не ошибся, и кровь отливала от его сердца, и странное чувство – смесь страха, давно пережитого и забытого, ярости и непонятной, беспричинной страсти, – поглотило его.

Это она! Это её гордая голова, её чеканный профиль, её плавные жесты, её руки и улыбка! Маленькая королевна Кинф Андлолор, переодевшись мужчиной, сидела за столом своего врага и смеялась, хлопая в ладоши, кидая паясничающим фиглярам серебряные монеты. Не может быть! Не в силах отвести безумного взгляда от гостя – теперь уместнее было бы сказать – от гостьи, – он схватил бокал с вином и залпом осушил его. Царь Чет назвал имя гостя, но Шут не услыхал его. И как было услышать, если жуткая вакханалия чувств разрывала его разум: и половина сознания яростно велела – ату её, хватай, убей мерзавку!!!

А другая молчала, ничего не говорила, но от этого вкрадчивого молчания дрожь пробегала по всему телу, сладостная дрожь, такая сладостная, что казалось – вершина блаженства рядом, рукой подать, и оживало что-то, давно забытое и погребенное в небытие, словно снова пришла весна, словно снова все можно начать заново…

Ибо есть на свете женщины, которые могут быть только любимыми, и этого не изменить никак, как ни старайся.

«Явилась сюда, чтобы мстить, конечно», – мрачно размышлял Шут. Чет, довольный тем, что верный советник не докучает ему наставлениями и нравоучениями, быстро позабыл о нем и с удовольствием наблюдал за представлением, которое устроили приведенные Шутом фигляры, тем паче, что и гостям, кажется, забава эта понравилась, и приезжий принц изволил немного расслабиться и улыбнуться Чету.

Ах, глупый царь! Если б ты знал, кто перед тобою, ты бы так не радовался, мрачно решил Шут, наливая себе еще вина. Захотелось напиться – очень захотелось напиться, чтоб перестало так сильно пахнуть весной, чтобы глупая, идиотская надежда испарилась, умерла, похоронить её, забыть, затоптать, чтобы снова все стало черным и пустым, чтобы были женщины в углах замка, много женщин, чтобы было много лиц и не было того одного, единственного, что заслоняет их все… Я все бы отдал, чтобы не было этого лица, я бы Тийну зажал в углу и тискал её до тех пор, пока сама бы не стала вырываться, лишь бы не было этих глаз в памяти…

Боги, как мне хорошо! Просто хорошо оттого, что она рядом! Еще утром, когда гонец рассказал о её могиле – нет, это не была ошибка, не могла быть ошибка, он сам опознал её полуистлевшую фату и покрывало – за это дорогое покрывало отец-Король заплатил заморским торговцам неслыханные деньги! – он ничего не почувствовал. Подумал еще – все перегорело, прошло, и было все равно.