КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ - [37]

Да, это она спала под пологом. На светлых веках светились лунные блики, ресницы дрожали, и коротко остриженные волосы рассыпались по подушкам.

- Как ты прекрасна, – произнес он, и этого хватило, чтоб она проснулась.

- Кто здесь?! Что тебе нужно?!

Рывком она откинула полог и мгновенно оказалась на ногах; в её руке блеснул длинный стилет. Один вид стали разъярил его, и та часть его сознания, что велела убить её, восторжествовала.

- Это я, моя сладенькая, моя царевна Кинф Андлолор Один! – прошипел он зло; одним прыжком он оказался подле неё и заломил руку, занесшую на него клинок. – Здравствуй! Узнаешь меня?

Прижав её всем своим весом к холодной стене, он грубо ухватил её за волосы на затылке и заставил глядеть себе прямо в глаза. Зрачки её расширились, она вскрикнула, и он накрыл её рот ладонью.

- Тише, тише! Не нужно мне так радоваться, а не то сбежится весь двор посмотреть, кто это так тоненько пищит в комнате принца! Вижу, ты меня узнала, маленькая дрянь! И снова приготовила мне подарочек, – он с силой ударил её руку о стену и выбил кинжал. Её пальцы несколько раз цапнули воздух, словно надеясь найти какую-то чудесную помощь, и рука её обмякла, повисла, грубо стиснутая его пальцами. – Что же так однообразно-то, а? Могла бы что-нибудь другое придумать!

Она молчала, зло буравя его взглядом; тело её напряглось, и он понял, что в любой момент она может выкинуть какую-нибудь штучку, надо быть начеку.

- Поговорим, сладенькая моя? – прошептал он, осторожно убирая руку с её лица. – Попробуй только, плюнь, и я вышибу тебе зубы – знаю я эти ваши благородные штучки! Только поговорим – я хочу услышать твой голос. Быть может, сожаления и извинения. Ну?

- Мне не о чем сожалеть, – зло прошипела она. – Ты получил по заслугам. Знай свое место!

- Да? – он снова разъярился и как следует встряхнул её. – Да?! А если я сейчас позову стражу и выдам тебя, девка-кинф, чего заслужишь ты, а?! Ты больше не королевна! Ты никто!

- Ошибаешься! Я наследница Алкиноста Натх, и ему все равно, что я женщина! Попробуй, тронь, и твоему царьку конец! А тебя …

- Меня?! Что ты еще пожелаешь мне сделать, царственная?! Мне вернули здоровье, слава Яру, но не вернули ни моих титулов, ни чести! Отними у меня и жизнь, давай! Злая тварь…Тебе мало моих страданий?

- Ха! – голос Кинф стал грубым и похабным. – Посмотри на меня, Высокородный: я бедна и мой род прервался. Нет больше ни чести, ни титулов, как и у тебя. Я никто в моей стране; ни один князек из сохранившегося чудом поместья не возьмет меня в жены, потому что здесь, кроме крови, у меня нет приданного, и хвастать нечем. А летающий отец не скажет никому, что я женщина, и приданого мне не даст – как он объяснит, что его принц собрался замуж?! И я живу с этим. Достаточно ли тебе этого моего унижения? И, думаешь, я мало страдала?

- Пожалуй, – ответил Шут злобно. – Но я сам хочу причинить тебе боль!

Он лгал, лгал себе самому; и когда его руки рванули алые шелка её одежды, он уже не хотел мстить ей. Есть такое чувство, которое не подчиняется никаким разумным доводам и может долго дремать, притворяясь, что его давно нет; но стоит лишь проскочить искорке, как оно тут же вспыхивает ярким буйным пламенем, и его невозможно сдержать. И он опьяняет сильнее вина, и нет сил сопротивляться ему, и голос разума слушать не хочется, даже под страхом смертной казни, даже под угрозой всех мыслимых кар на свете! Оно называется – Страсть. И даже жажда мести, тоже очень соблазнительное и сильное чувство, не может победить Страсти.

Шут в клочья разорвал её ночной халат, рывком обнажил её плечи, грудь…

- Я заберу твою честь, – прошептал он, жадно целуя её лицо, шею. – Думаю, это будет справедливо, а? Как думаешь, царственная Кинф Андлолор Один?

Он скрутил её руки, яростно сопротивляющиеся, одной своей и жадно впился губами в её протестующий рот. Бесстыжая другая рука его ласкали её шею, затылок, гладкую спину. Разорвал халат и припал губами к груди, лаская розовые соски. Она ахнула, ноги её подкосились, тело обмякло, и он, еле удержав её, осторожно опустился на колени, увлекая женщину за собой, на валяющиеся на полу меха. Его пальцы, еще минуту грубые и жесткие, стали ласковыми и нежными, губы покрывали дрожащее тело женщины легкими поцелуями. Он осторожно отпустил её руки, и они сами потянулись к нему, обвили его шею.

- Моё, – шептал он как безумный, – всё моё! Скажи, что ты моя! Скажи, что хочешь меня! Скажи!

На минуту он поднялся, чтобы стащить свою одежду – фиолетовый с серебряными заклепками наряд его полетел в угол (благородный фиолетовый, свидетельствующий о высоком происхождении человека, его носящего) и снова приник к её губам.

Страсть – великое дело! Думаю (точнее, знаю), что она не стала сопротивляться, потому что тоже почувствовала страсть. Не просто что-то там, не желание, как те многие женщины в разных уголках замка, а Страсть к себе – и только к себе.

Это правда; тем более, что банального насилия не состоялось, как бы не хотел он её обидеть и унизить. Столько лет мечтать – и, наконец, дорваться, получить; разве захочешь ломать свою мечту? Нет, ему хотелось воплотить её в реальность…