Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [42]

3.2. Церковно-ордынские отношения в оценках современников

Реконструкция церковно-ордынских отношений не могут быть полными без детального анализа того, как эти связи оценивались современниками. Приходится признать, что восприятие различными слоями Древней Руси своего рода диалога, cформировавшегося между Русской Церковью и Ордой во второй половине XIII–XIV вв., остается малоизученным. Выявление и анализ таких оценок позволил бы не только разобраться в поведении церкви в кризисных условиях конца эпохи, лучше осознать действия монгольской, а затем ордынской, администрации, но и приблизиться к пониманию системы смысловых координат древнерусского человека[477].

Круг источников, позволяющих выявить оценки русско-ордынских связей современниками и потомками тех событий, не столь значителен. К тому же и имеющиеся письменные свидетельства немногословны. Аналогичная ситуация присутствует и при рассмотрении церковно-ордынских отношений. Такое молчание или предельная осторожность летописцев и агиографов в суждениях о происходившем в жизни церкви в период господства Орды видятся странными. В итоге требует своего объяснения не замеченная в большинстве памятников эпохи роль церкви и ее священной иерархии в жизни Руси и в военно-политических процессах, сопровождавших русско-монгольскую войну и последовавшие за ней события на покоренных степной империей территориях. Сложившаяся ситуация разительно отличается от той, что присутствует в отношении западноевропейских письменных свидетельств. При всем том ужасе, который испытали европейцы во время походов, предпринятых внуками Чингизхана в 1241–1242 гг., монгольское вторжение для Европы оказалось хоть и трагичным[478], но кратковременным эпизодом, чего нельзя сказать о Руси и месте ордынцев в ее истории. Тем не менее, в многочисленных латинских текстах роль Римской церкви в лице ее иерархии и ее отношение к пришедшим с Востока захватчикам прослеживаются несопоставимо лучше и рельефней[479], чем деятельность русского священноначалия в древне-русских литературных памятниках того времени. В результате при работе с древнерусскими текстами «кричащим» видится уже само их немногословие или же молчание.

Важнейшим источником по истории церковно-ордынских отношений должно быть признано русское летописание. Как уже отмечалось выше, число сюжетов, упоминающих действия церкви и ее иерархов в период монгольского вторжения, не велико. Более того данная группа известий в общей хронологии событий распределена неравномерно, обладая такой же неравномерностью объема сообщаемой информации. Дело осложняется еще и тем, что русские летописи по-разному излагают и интерпретируют анализируемые в исследовании события.

Как уже отмечено выше, число сюжетов, связанных с деятельностью русской церкви или в которых присутствует хоть какое-то упоминание о ней применительно к событиям первых 70 лет монгольского господства, невелико. Наиболее отчетливо идентифицируются следующие группы сообщений:

1. Битва на Калке;

2. Нашествие Батыя на Русь;

3. Тема погибели земли Русской.

Битва на Калке

Известие о первом боевом столкновении монголов с русскими князьями присутствует практических во всех древнерусских летописях[480]. Появление этой хорошо изученной записи большинством исследователей относится к 80-м годам XIII в.[481] Однако в ее основе лежат воспоминания и тексты значительно более раннего происхождения. О том, насколько значимо было произошедшее в 1223 г. боевое столкновение русских и монголов, завершившееся полным разгромом объединенных русских дружин и избиением стоявших во главе них князей, можно судить уже на основании того, что известия об этой военной трагедии вошло и в некоторые западноевропейские хроники и письма[482]. Между тем взгляды древнерусских летописцев на причины, приведшие к трагедии, ход сражения и его последствия обладают существенными различиями. Наиболее наглядно данное обстоятельство прослеживается в известиях, изложенных в трех важнейших и старейших летописях, Лаврентьевской, Новгородской Первой и Галицко-волынской:

Практически все древнерусские книжники смотрели на произошедшее через призму казней Божиих[483]. Однако причины и истоки постигших Русь бедствий виделись во Владимире, в Новгороде и на Волыни по-разному.

Главным мотивом прихода монгольских завоевателей в 1223 год для Суздальской летописи служило божественное наказание половцев за «кровь христианскую». Однако, сообщая о походе князей и извещая о мотивах их поступка, летописец, человек, несомненно, церковный, не симпатизировал и не поддерживал намерение руководителей объединенных дружин вступить в бой. По мнению автора текста, действия дружин выражали недоверие божественному промыслу. Отмстителем за преступления степных орд должен был стать Господь: «всемлствъіи Бъ хотѧ погубити. и наказати безбожнъіæ снъі Измаиловъі Куманъі. æra да ймьстѧть кровь хрсьæньску»[484]. И вина за это непонимание, по мнению летописца, всецело лежит на князьях. Именно их действия послужили причиной новых угроз со стоны Степи: «[Татары] придоша близь Руси. идеже зоветсѧ валъ Половечьскъіи. и слъішавше æ Русстии киази… здумаша итии на на. мнѧще æra ти поидут к ним»