Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [40]

. На этом фоне побор, регламентированный решением 1274 г. огромен. Даже если принять во внимание, что священник должен был сам обеспечить совершаемую службу[462], что, вероятно, распространялось и на ставленника, запрашиваемая сумма видится неоправданно высокой. А если при этом учесть высокую стоимость серебра, то собиравшаяся за рукоположение плата выглядит неподъемной для обычного человека. В среднем по весу древнерусская серебряная гривна составляла около 200 гр. серебра. Судя по тому, что серебро на Руси в своем большинстве было ввозным, его ценность должна была быть весьма высокой[463]. При анализе норм русской правды в ее краткой редакции В.Л. Янин вслед за М.Н. Тихомировым пришел к выводу, что стоимость простого коня приравнивалась к 2 гривнам. Данная сумма определялась по взимавшийся вире за украденный скот, что само по себе не может указывать на ее рыночную стоимость в гривнах[464]. Например, в списках, приведенных А.А. Зиминым, стоимость коня указывается иной — 4 гривны[465]. Как бы то ни было, по исследованию В.Л. Янина, мы можем точно судить о размере размена самой гривны, которая по своей сути являлась высшей денежной единицей. 1 гривна составляла 20 ногат, а стоимость овцы равна 6 ногат. В любом случае такая сумма была значительной и была не по карману обычному смерду или холопу. О величине побора можно судить и по иному сравнению.

Новгородская грамота В2-№ 718, датируемая 1220–1240 гг., содержит примечательное известие о четырехлетнем долге городка Бежец по выплате погородья (одного из прямых налогов, взимавшихся с городов): «В Городецком погородье: дани 30 гривен бежецких, черных кун 40 [гривен], меда 3 берковца, 3 яловые коровы, дара 2 гривны; детским [столько-то] гривен, 2 полти, горшок масла, сани, 2 попоны, 2 мешка, 2 клетчатины». Получается, что за свое поставление священник должен был заплатить сумму, примерно равную четырехлетнему долгу целого города[466].

Поборы в пользу епископов не ограничивались сборами за рукоположения. Помимо него вводились всевозможные подъездные, платные архиерейские службы, принятие даров за монашеские постриги, подношения за переход от духовников, выплаты за архиерейскую и священнические хиротонии[467].

Однако возникает совершенно уместный вопрос об источнике денежных средств младшего духовенства. Несомненно, оплатить поставление священника могли ктиторы храма или даже горожане[468]. Но могли использоваться и иные способы изыскания средств. Судя по новгородской грамоте этого же периода, В8-№ 239, можно заключить, что деньги могли быть получены из доходов от ростовщической деятельности городского духовенства[469]. Практика дачи денег в рост (в ссуду) с получением процента была отмечена уже в середине XII века. Этот вопрос беспокоил Кирика Новгородца[470]. Вместе с этим возникает ряд вопросов: откуда духовенство черпало первоначальные средства, на каких основаниях оно давало деньги в ссуду, почему с этим мерилось городское население и археипископская кафедра? Без разрешения проблемы об источниках первоначального капитала духовенства любая оценка рассматриваемого явления не будет полной.

В историографии уже указывалось мнение, что участие духовенства в ростовщических операциях не было случайным. Это объяснялось специфической структурой городской общины, в которой возможность заниматься тем или иным видом деятельности строго регламентировалось. По крайней мере такая точка зрения была высказана П.И. Гайденко[471]. К сожалению, летописные сообщения не позволяют уверенно высказаться по сформулированной выше проблеме и прояснить источники начального капитала духовенства. Тем не менее, сам факт ростовщичества, а также участие духовенства в строительстве крупных монастырей и храмов позволяют заключить, что материальный достаток священства мог объясняться происхождением пастырей. Наиболее вероятно, что социальную основу новгородского священства составляли выходцы из состоятельных и боярских родов города, вовлеченных в товарно-денежные и торговые отношения и сферы. В итоге, справедливо заключить, что священники, ссуживавшие под проценты деньги, не могли быть в этом сложном деле новичками.

Не исключено, что принятие сана предоставляло для лиц, занимавшихся посредническими и торговыми операциями, выход из-под юрисдикции княжеских законов, представляя им льготы. Судя по ответам епископа Нифонта на вопрошание Кирика, у новгородского духовенства также существовала свобода действий не только по отношению к представителям «светской» власти, но и церковной[472]. Скорее всего епископ попросту не мог повлиять на священников, занимавшихся ростовщичеством. Во-первых, это могло объясняться тем, что храмы, в которых служили эти пастыри, находились в руках купеческих семей и оставались неподконтрольны архиепископу. Во-вторых, богатое духовенство было выгодно епископату, поскольку не требовало на себя затрат со стороны кафедры. В-третьих, прежний высокий социальный статус такого священства лишал святителя возможности применять к пастырям хоть какие-либо санкции. И наконец, вполне возможно, архиерей имел от такого духовенства личную выгоду.