Кероглу - [95]

— Ступай, позови его к нам.

Визирь пошел, разыскал Кероглу и привел к паше. Тот усадил Кероглу и спросил:

— Отвечай, игид, кто ты? Зачем приехал сюда?

— Араб-паша, — ответил Кероглу, — зачем я приехал, так просто не расскажешь. Разреши, скажу об этом под звуки саза.

Араб-паша сказал:

— Говори!

Прижал Кероглу к груди свой трехструнный саз и запел:

Араб-паша, я так тебе скажу:

Я из Мурадбейли, спешить я должен.

Коль недруг злой со мною вступит в бой —

Египетским мечом разить я должен.

Имеешь сад, так рви его цветы.

Отдам я жизнь во имя красоты.

Пришел я за мечтой, и если ты

Противишься — меч обнажить я должен.

Из Ченлибеля в этот край пришел,

Я, Кероглу, поклявшись, знай, пришел,

За милой, что светла, как рай, пришел

Красавиц выбрать, отличить я должен.

Араб-паша никогда не видел Кероглу, но о его удали и отваге наслышался вдоволь.

— Игид, судя по твоим словам, ты Кероглу из Ченлибеля? — опросил он.

— Да, он самый.

— Добро пожаловать в наши края. А все же объясни мне толком, чего ты хочешь?

Снова прижал Кероглу к груди саз и запел:

Араб-паша, я молю и прошу:

Пусть девушка эта красавицей будет.

И нравом уживчива, и добротой,

И сладкоречием славиться будет.

И верною мужу да будет она,

И телом прекрасна и ликом ясна,

И как игиды в сраженьи сильна.

Наследник ее пусть всем нравиться будет.

Чтоб ранила бровь, чтоб глаза — как заря,

Чтоб не болтала бы лишнего зря.

Пусть сплетен не любит и, ласку даря,

Лишь доброго дела участницей будет.

Всегда враждовал Кероглу с подлецом.

Люблю храбрецов я с открытым лицом.

Родится сынок — быть ему храбрецом, —

Хоть камни и небо от крови багровыми будут!

Араб-паша понял, в чем дело. Догадался он, что Кероглу сватает его дочь Мовминэ-ханум. Взял он саз из рук Кероглу и ответил ему:

Эй, салам, Кероглу, наши девушки, знай,

Своенравны, сердиты обычно бывают.

Неуживчивы и непокорны они,

И неласковы и злоязычны бывают.

Скажешь слово — услышишь десяток в ответ.

Неприветливым будешь — спасения нет,

Зазеваешься — не оберешься ты бед:

Бьют они муженьков горемычных, бывает.

Скажешь: «сядь!» — не садятся, упрямы, горды.

Словно дикая лошадь, не знают узды.

Не захочет — к руке не притронешься ты.

И сварливыми до неприличья бывают.

От султана, от хана не скроют лица.

Не пугаются крови, храбрей храбреца.

Коль такая родит от тебя молодца —

Он в сраженьи игидом отличным бывает.

— Паша, вот такая девушка и нужна мне, — сказал Кероглу. Прямое и смелое слово Кероглу понравилось Араб-паше.

Собрал он визирей и векилов на совет. Те, говорят, соглашайся.

Араб-паша послал людей к Мовминэ-ханум. А она ответила, что поступит по воле отца.

Стали готовиться к свадьбе. Попировали и отдали Мовминэ-ханум за Кероглу.

Ровно сорок дней и сорок ночей пробыл Кероглу в Дербенде. Когда же наступил день сорок первый, он сказал:

— Ну, Мовминэ-ханум, пожили мы тут, довольно, собирайся и поедем в Ченлибель.

— Не оставлю я родной земли и никуда не поеду, — ответила она.

Как ни убеждал Кероглу Мовминэ-ханум все «нет» да «нет». Видит Кероглу что не сломить ему ее упрямства. Снял с себя золотой браслет, дал Мовминэ-ханум.

— Я уезжаю. Коли ты не хочешь ехать, оставайся. Возьми этот браслет и сохрани его. Если у нас родится дочь, продашь и сделаешь ей подарок, если же сын, наденешь ему на руку, он придет и разыщет меня.

Попрощался Кероглу с женой, сел на Гырата и вернулся в Ченлибель. Удальцы снова собрались вокруг него.

— Кероглу, почему ты вернулся один? — спросил Дели-Гасан.

Взял Кероглу свой саз, прижал к груди и ответил так:

Не открылась любимая мне, Гасан,

Не сверкнула мне оком, — что говорить…

За тебя мне в огне гореть, Гасан.

Горе в сердце глубоко, что говорить…

С ней расставшись, едва не умер я,

Я лишился надежды, слезы струя.

О где ты, властительница моя.

Тесен мир мне жестокий, что говорить…

Для Кероглу день ненастным стал,

К себе самому безучастным стал,

Любя Мовминэ, я несчастным стал.

Не хищник я — сокол, — что говорить…

Теперь оставим Кероглу с его удальцами в Ченлибеле. О ком же я расскажу вам? О Мовминэ-ханум в Дербенде.

Ровно через девять месяцев, девять дней и девять часов родился у Мовминэ-ханум сын. Назвала она его Гасаном. Мальчик рос не по дням, а по часам. Прошел лишь месяц, а уж ему и два года можно было дать. Ну, взяли к нему мамок, нянек, а позже и моллу. Вырос Гасан, стал большим, рослым, и дед, Араб-паша, поручил его пехлеванам и людям, знающим военное дело. Те стали обучать его верховой езде, борьбе, стрельбе из лука.

А надо вам сказать, что был он мальчиком непослушным и озорным. И минуты не посидит спокойно. Не раз Араб-паша бранил и увещевал его. Но дедовы слова Гасану входили в одно ухо, а в другое — выходили. И делал он все, что вздумается. За это дед прозвал Гасана Кюрдоглу.[131] Так это имя за ним и осталось.

Кюрдоглу вырос и стукнуло ему восемнадцать лет.

Как-то раз он поспорил с каким-то плешивым. Тот ему, этот ему, и Кюрдоглу, не задумываясь, хвать плешивого кулаком по уху. Кое-как, вырвавшись из рук Кюрдоглу, плешивый пустился наутек и крикнул:

— За что бьешь меня, эй, ты, выродок, не знающий своего отца?

Слова эти крепко задели Кюрдоглу.

— Кому ты это говоришь? — крикнул он, бросившись вдогонку за плешивым.