Керченское сражение. От Крыма до Рима - [42]

Быстрые шаги адъютанта вернули адмирала к дей­ствительности .

— Ваше превосходительство, наши трофеи… — ли­цо Спиридова озарилось улыбкой, — линейный ко­рабль «Родос», пять галер, предположительные потери турок шестьдесят кораблей, тыщ около десяти людь­ми… — Адъютант взглянул на листок бумаги. — Наши потери — одиннадцать служителей, — улыбнулся, раз­вел руками. Спиридов радостно-удивленно посмотрел на него.

— Идите в мою каюту, надобно реляцию сочинять в Адмиралтейств-коллегию…

Стоя за спиной к ловившему каждое слово адъютан­ту, флагман размеренно диктовал:

«Слава Господу Богу и честь Российскому флоту!

В ночь с 25-го на 26-е флот турецкий атаковали, раз­били, разгромили, подожгли, в небо пустили и в пепел обратили. Ныне на Архипелаге в сем пребываем силой господствующей…»

Адмирал смотрел на распахнутую на балкон дверь. «Наконец-то заветы Петра становятся… к славе Отече­ства…»

* * *

Разгром турецкого флота при Чесме несказанно об­радовал вице-адмирала Сенявина, и он сразу же запро­сил у Чернышева подробности сражения. «Принеся по­здравления мои B.C. с славными победами покорно прошу удостоить присылкою, как получите от адмира­ла Спиридова, обстоятельную реляцию; …Благодар­ность приношу, что в зависти простить меня изволили, теперь уж я не завидую, а только кляну судьбу, что от­вела меня от таких славных дел и вояжа, в которой бы и теперь еще с радостью полетел… — И здесь же добав­ляет с огорчением: — Сколь ни стараюсь о приуготов-лении к походу моих судов, но знать судьбе то не угод­но, чтоб я нынешним летом хотя малое участие имел в прославлении оружия великой нашей монархини, о чем обстоятельно от меня B.C. представлено и теперь то ж повторяю, что никакой не имею надежды нынеш­нею осень быть в походе; сие меня в такую скорбь и до­саду приводит, что и изобразить не в силах».

Покуда, размышляя о Чесменской виктории, Сенявин не упускает и главную цель своего предназначе­ния — создать флотилию, выйти в Черное море, поло­жить начало Черноморскому флоту.

Хорошо сказать выйти, а попробуй. Выход в Черное море заперт. Пролив сторожат две крепости Керчь и Еникале. Овладеть ими должна армия, но она в Крым еще не переправилась, ждет помощи моряков. А у них, как на грех, малярия косит людей.

«Не завладев крепостью Еникале, идти в Черное мо­ре не можно, — сообщил в разгар лета Сенявин вице-президенту Адмиралтейств-коллегий графу Черныше­ву и здесь же посетовал с горечью: — Я же о себе доно­шу, что 5 числа прошлого июля занемог лихорадкой, мучает через день, да так сильно, что все мои крепости перед ней не в силах ». Спустя неделю еще одно тревож­ное донесение: в вверенной мне флотилии все эскадрен­ные командиры больны лихорадкой, так что Пущин от команды отказался, Сухотин хотя еще и не отказался, но очень болен».

«Лихоманка» не разбирала чинов и званий. Особен­но тяжко приходилось солдатам и матросам. К осени они переселились в землянки, окружившие полумесяцем Таганрогскую бухту, готовились к зиме, а малярия косила их десятками. Каждую неделю на кладбище пе­чальной белизной выделялись свежевыструганные бе­резовые кресты над могилами…

А на рейде трепетали на ветру паруса десяти воен­ных, «новоманерных» судов. На флагманском, трех­мачтовом, 16-пушечном корабле «Хотин» Сенявин со­брал офицеров.

В каюте флагмана, на переборках, развешаны схе­мы сражения эскадры Спиридова при Хиосе и в Чесме.

Обстоятельно изложив ход битвы, Сенявин прого­ворил:

— Сия виктория славу принесла флоту нашему впервые на море Средиземном. Прошу господ офицеров о том помнить, урок для себя сделать. Каково натиск и бесстрашие русских моряков крушит превосходного неприятеля.

Хрипловатый голос вице-адмирала иногда преры­вался кашлем. Сенявин опять подошел к схеме Хиос­ского сражения и, опершись на указку, кивнул на пе­реборку, где висела схема.

— Со времени великого Петра подобного триумфа флот не испытывал. В прошлом, по молодости, довелось мне целоваться с турками возле Лимана под Очаковом. В ту пору сила была на море у султана. — Сенявин отка­шлялся и продолжал: — Ныне приятель мой адмирал Григорья Спиридов не устрашился превосходства турок и храбро авангардней ошеломил неприятеля и прину­дил бежать в Чесму, где противник и нашел свой гроб.

Окинув взглядом притихшую в полудреме аудито­рию, Сенявин ткнул указкой в схему:

— Одно в толк не возьму, пошто он, как флагман авангардии, покинул линию в бою и напролом полез на турецкого капудан-пашу?

Вопрос адмирала встрепенул собравшихся, они за­шушукались, переговариваясь между собой, а Сенявин продолжал:

— К тому же как главный кумандир находился в по­зиции, как положено, не центре линии, а на фланге?

Переглядываясь, офицеры, видимо, тоже задума­лись над разгадкой действий Спиридова, а капитан 1-го ранга Яков Сухотин о чем-то спросил сидевшего рядом капитана 2-го ранга Скрыплева и, окинув взгля­дом товарищей, как бы подытожил мнение:

— Сие действо противуречит принятой всюду ли­нейной тактике, ваше превосходительство.

Сенявин ухмыльнулся, довольный ответом.

— Мое такое же мнение, Яков Филиппович, к тому же флагман своим кораблем пожертвовал.