Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города - [65]
Кёнигсбержцев более беспокоил сгоревший театр. Ещё до войны богатые граждане объединились в акционерное общество, намереваясь возвести на Парадной площади новое большое здание театра. Незадолго до начала войны министр фон Шрёттер заложил первый камень. Строительство продолжалось, несмотря на все трудности французской оккупации, и 9 марта 1808 года в присутствии двора театр открыли оперой Моцарта «Титус». Имея 1500 мест, он стал одним из самых больших и современных театров своего времени. Двумя месяцами позже он сгорел. Тотчас принялись за его восстановление, и уже к концу 1809 года жители Кёнигсберга снова получили свой Городской театр. Собственностью города, несмотря на своё название, он не стал. Члены акционерного общества сдавали его в аренду разным принципалам. Одним из них являлся печально известный Август фон Котцебу.
Другим событием, взволновавшим общество, стал пожар в кометное лето 1811 года, самый страшный в истории города. На берегу Прегеля в одном из складов с нефтью, смолой и дёгтем 14 июня возник пожар. Несколько сот бочек взорвалось от жара, и огненный поток вылился в реку, мгновенно охватив стоящие там корабли, превратив всё вокруг в море огня. Огонь перекинулся на Ближний пригород и его склады. Жертвой пламени стали 144 дома, 134 склада, синагога и госпиталь св. Георга. Убыток составил 13 миллионов талеров. И это во времена экономического спада, военных долгов, континентальной блокады, причём всё было ещё усилено неурожаем и новым французским бременем 1812 года!
И хотя на этот раз французы пришли не как враги, а как союзники, их поведение и требования немногим отличались от тек, что были в 1807 году. Войска со всей территории, на которую распространялась власть французского императора, промаршировали летом через город. Он стал опорным военным пунктом и базой снабжения. Его жители привлекались к различным поставкам и повинностям. Наполеон прибыл 12 июня и поселился в замке. Он пробыл в Кёнигсберге всего четыре дня, которые заполнил смотрами, аудиенциями и беседами. Он всё хотел знать, и ничто не ускользало от его острого взгляда. 16 июня в два часа пополудни он отправился на восток, навстречу своему концу.
Даже тогда, когда Великая армия вторглась в просторы России, Кёнигсберг оставался перевалочным пунктом французов. В городе не было прусских солдат; французские офицеры отдавали приказы, как в 1807 году. Обербургомистр Хайдеманн и правительственный директор Фрай с большим трудом выполняли требования о поставках большого количества муки, мяса, водки, о создании лазаретов и складов, о предоставлении повозок с лошадьми и извозчиками. В конце ноября в Кёнигсберге распространились слухи о трудностях Великой армии, а в декабре появились первые беженцы. Мюрат и Ней, которые прибыли перед Рождеством, намеревались создать из остатков разбитых дивизий и не пострадавшего корпуса Макдональда, к которому принадлежали и пруссаки под командованием Йорка, боеспособную армию и с её помощью удержаться зимой на линии Немана. Но Тауроггенская конвенция>{95} перечеркнула эти планы. С остатками своего корпуса Макдональд через Лабиау возвратился в Кёнигсберг. Он стремился вывезти из города как можно больше запасов и раненых. Когда же французы в ночь с 4 на 5 января покинули город, в нём осталось около 10 тысяч раненых и больных, которых, как могли, окружили заботой горожане.
Уже в полночь к замку прискакали казаки. 5 января в полдень в Кёнигсберг вступил весь русский корпус Витгенштейна. Жители города приветствовали его криками «виват» и «ура». Нужда ещё не прошла, но большой поворот уже свершился.
Освобождение
То, что Кёнигсберг вместо французской не попал под русскую оккупацию, а действительно вновь стал настоящим прусским городом, жители осознали 8 января, когда в город со своими частями вступил Йорк, снова занявший пост генерал-губернатора провинции. Через две недели прибыл Штайн, но не в качестве прусского министра, а в качестве комиссара царя с широкими полномочиями. Патриоты добивались принятия решения, что было не так просто, как они предполагали. Оберпрезидент Ханс Якоб фон Ауэрсвальд усматривал в их нетерпении «неприличную дерзость». Он не доверял и русским генералам, так как некоторые из них обходились с Восточной Пруссией, как с завоёванной провинцией. Русских хотели иметь своими союзниками, но считали, что не следует попадать в зависимость от них. Да и к Штайну не было доверия, который к тому же был плохим дипломатом и неудержимо требовал, чтобы провинция открыто встала на сторону царя, что помогло бы убедить его продолжить войну за пределами России. Под давлением Штайна Ауэрсвальд решился наконец созвать 5 февраля в Кёнигсберге собрание депутатов от сословий Восточной Пруссии и части Западной Пруссии, расположенной на правом берегу Вислы.
