Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города - [55]

Большой госпиталь вместе с его церковью восстановили в 1770 году. Но ещё не были устранены руины двух последних пожаров, как новый принёс дополнительные огромные опустошения. Пожар, возникший 10 мая 1775 года в чумном доме Кнайпхофа, уничтожил всю южную часть города между воротами Фридленден Тор и Бранденбургер Тор. Нетронутой осталась Хабербергская церковь. Госпиталь св. Георга сгорел полностью. Только через 11 лет появилась возможность отстроить его заново. Последнее пожарное бедствие Кёнигсберга в ⅩⅧ веке возникло в результате удара молнии — сгорела Трагхаймская церковь. Её сразу же восстановили по плану земельного архитектора Теодора Эрнста Йестера. В то же самое время построили и большинство огромных складов в альтштадской и кнайпхофской Ластадии — частью они восстанавливались, а частью отстраивались заново. Но средневековый облик города изменялся не только из-за пожаров. Многое и сносилось, как например, ворота и каменные башни. Сохранились только две башни — альтштадтская Жёлтая башня и кнайпхофская Синяя башня, так как расходы на их снос превысили 6ы выручку от продажи их камня. Свой вклад в изменение городского облика внёс и строительный надзор. Распоряжением от 2 декабря 1782 года он вынес приговор старинным фахверковым домам. Впредь следовало строить только массивные здания.

Городская администрация, как и прежде, реформировалась в духе абсолютистского централизма. В ходе судебной реформы 1782 года все три городских суда объединили в королевский городской суд, в котором руководящие посты заняли чиновники Его величества. Регламентом от 28 июня 1783 года магистрат был сокращён до 12 человек, было упрощено делопроизводство и чётче определены компетенции. Обербургомистром в то время был Теодор Готтлиб фон Хиппель. Когда он в Кёнигсберге изучал теологию и работал домашним учителем у советника юстиции Войта, жившего у Голландского шлагбаума, то, казалось, у него не было других перспектив, кроме как получить место священника. Ему посчастливилось встретить в период русской оккупации в ложе «Три короны» одного голландца, состоявшего на русской службе. Молодой Хиппель ему очень понравился. И когда губернатор поручил голландцу доставить царице янтарь, тот взял Хиппеля в Петербург. Здесь Хиппель познакомился с жизнью высшего света. Честолюбивому, талантливому молодому человеку удалось найти в нём своё место. Он изучал право и в 1780 году стал директором королевской Уголовной коллегии. В том же году король назначил его правящим бургомистром Кёнигсберга. И в качестве городского президента — этот титул Хиппель получил через несколько лет — он оставался в душе королевским чиновником, вплоть до самой смерти в 1796 году, завоевав доверие трёх королей. В качестве опытного, сознающего свой долг чиновника, Хиппель много сделал для города. Но большую известность он получил благодаря другой стороне своего характера. Он был двойственной натурой, разрывавшейся между неустанной работой и безудержной жаждой наслаждений. В литературе он запросто доходил до грани плагиата. В финансовых делах был так же жаден, как и великодушен. Свой солидный дом на улице Постштрассе он заполнил сокровищами искусства и книгами. В неиспользуемой кухне устроил отшельнический грот — бюргерское подражание княжеской моде на эрмитажи^{74}. Все знали этого холостяка как остроумного собеседника и юмориста и побаивались его острого языка, но никто не ведал, что он большой писатель, написавший, кроме комедий, две книги социально-критического содержания, вызвавшие большой интерес: «О браке» и «О бюргерском улучшении женщины», — так как Хиппель писал анонимно и сохранял своё авторство в тайне.

В эпоху меркантилизма экономика являлась объектом государственной политики. Её методы разрабатывались всё тщательнее, применялись они всё последовательней. Внешняя торговля контингентировалась. Кёнигсбергским негоциантам вменялось в обязанность торговать изделиями берлинских мануфактур. Национализация торговли солью с помощью монополии морской торговли, введённой в 1772 году, введение управленческих структур и государственной монополии на табак и кофе, которая вновь привлекла в Кёнигсберг французов — на этот раз не как изгнанников, а в качестве высоко оплачиваемых королевских чиновников, на которых смотрели с недоверием, –повышение таможенных сборов и связанное со всем этим становление экономической бюрократии — вся эта система ограничивала и тормозила развитие торговли Кёнигсберга. Необходимо было обладать большим умением и находчивостью, чтобы утвердиться в этом сплетении запретов и предписаний и нажить при этом состояние. Это удалось братьям Сатургусам, сыновьям прибывшего из Дюссельдорфа виноторговца-католика. Они владели большим числом домов и складов, имели городскую резиденцию-дворец на улице Нойер Грабен, посреди большого сада, устроенного во вкусе времени. Они заполнили её произведениями искусства и другими собраниями, устраивая здесь блестящие праздники, концерты, театральные представления. И тем глубже было их падение. Через несколько лет после войны они оказались в трудном положении с платежами, скорее всего из-за того, что литовские князья Радзивиллы, с которыми они имели обширные дела, не выполняли своих обязательств. Торговцы Якоб и Кристиан Вульф, Георг Бруйнвиш и Мельхиор Каде извлекли из этого банкротства пользу. Коллекции, которые могли бы составить основу целого музея, были разделены. Дворец с садом перешёл при содействии советника юстиции Кунке к богатому торговцу зерном Цшоку, который перестроил его в вычурном стиле позднего немецкого рококо. После смерти его незамужних сестёр, дом в 1873 году был превращён в благотворительное учебное заведение для девиц, просуществовавшее до конца Кёнигсберга под названием Цшокского института благородных девиц.