Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города - [54]

Так как царица рассматривала Восточную Пруссию не как завоёванную страну, а как часть своей империи, то русские, вопреки своим обычаям, не разграбили Кёнигсберг и не подвергли людей депортации. Однако оккупация привела к перераспределению ролей в торговле. Хотя связь с Берлином не прерывалась и почта почти нормально функционировала через Данциг, но граница с Литвой стала открытой, а в порту исчез прусский флаг и на первое место выдвинулся данцигский. Большие трудности доставляло многообразие денежных знаков и переустройство финансов, пока губернатор не ввёл вновь в обращение кёнигсбергские монеты, отчеканив на них портрет царицы.

Ремесленники и купцы Кёнигсберга хорошо заработали на оккупационных властях. Многие ремесленники откликались на многочисленные запросы русской армии. Купцы зарабатывали на военных поставках и торговле зерном. Братья Адольф и Фридрих Сатургусы и молодой Райнхольд Фаренхайд заложили основы своего богатства именно в эти годы. Отход русских частей после восхождения на престол царя Петра Ⅲ дал Сатургусам и их друзьям-коммерсантам ещё одну возможность для выгодной сделки: закупить в магазинах русской армии партии зерна и муки. Но радость от полученных барышей несколько снизилась из-за контрибуции, которую губернатор наложил на страну. Из суммы в один миллион талеров только на Кенигсберг пришлось две трети. И даже освобождённые от налогов горожане на этот раз, к своему раздражению, обязаны были платить. Депутация кёнигсбергских купцов смогла добиться в Петербурге снижения контрибуции до суммы в три миллиона гульденов. Когда губернатор, не получив ещё первую, наложил повторную контрибуцию в том же размере, то делегация купцов, снабжённая хорошими деньгами на взятки, договорилась об уменьшении суммы и более выгодных условиях её выплаты.

Мир, заключённый царём с Фридрихом Великим 5 мая 1762 года, в Кёнигсберге обнародовали 5 июля. Горожане освобождались от данной присяги, портреты царицы удалили из присутственных мест и заменили портретами прусского короля. 10 июля пруссаки и русские вместе праздновали именины императрицы Екатерины. Но через несколько дней после убийства Петра Ⅲ и восхождения на престол новой царицы, заключённый мир был отменён. Зависимость Восточной Пруссии от России была вновь восстановлена. И лишь 6 августа всё это объявили недоразумением. 21 февраля в Кёнигсберг прибыл королевский фельдъегерь, которого сопровождали 30 дудевших в рожки ямщиков. Он принёс известие о мире, заключённом 15 февраля в Хубертусбурге*. Торжественным благодарственным молебном 13 марта закончилось военное время и время русских.

Фридрих Великий не простил жителям Восточной Пруссии того, что они присягали на верность царице. Даже 200 тысяч таперов, переданных королю кёнигсбергскими купцами сразу же после ухода русских, и заверения гумбинненского президента палат Домхардта, остававшегося во время оккупации в стране и руководившего теперь палатой и в Кёнигсберге, в том, что купцы «своим бескорыстием и находчивостью проявили себя верными подданными Его королевского Величества», не смогли смягчить гнев короля. Он никогда больше не приезжал в Восточную Пруссию.

Сопротивление в смысле подпольного движения или же партизанской войны не были в духе времени. Драки между горожанами и русскими солдатами, возникавшие время от времени, не имели политического значения. За весь период пребывания у власти русских произошёл только один случай, который можно охарактеризовать как «сопротивление». Придворный проповедник Даниэль Генрих Арнольдт использовал при принудительном праздновании русской победы при Кунерсдорфе слова пророка Михея: «Не радуйся, моя противница, что я низложен; я снова поднимусь». Этот смелый человек избежал ссылки в Сибирь только потому, что заболел в заключении. Когда в Рождественский пост он с церковной кафедры должен был извиниться, то раздались крики «Пожар, пожар». Возникла паника. В результате извинение не состоялось. Губернатор ограничился в конце концов объяснением Арнольдта, из которого исходило, что тот не намеревался обижать царицу.

Когда русские покинули город, Кёнигсберг остался целым и невредимым. Но через 20 месяцев случилась страшная беда. Пожар, возникший 11 ноября 1764 года в Ластадии, при сильном западном ветре перекинулся на Лёбенихт, превратив его и Закхайм в груду пепла. Жертвой огня стали четыре церкви и их школы, ратуша Лёбенихта, Большой госпиталь, 49 складов и 369 домов, сгорел и лес, соскладированный на лугах у Прегеля. Восстановительные работы были в разгаре, когда второй пожар 25 мая 1769 года уничтожил все дома и строения Ближнего Пригорода на левом берегу Прегеля, в том числе 143 полных склада. Король велел оберпрезиденту Домхардту реорганизовать кёнигсбергскую пожарную охрану по берлинскому образцу. В 1770 году был издан новый закон о пожарной охране объёмом в 60 страниц.

Частные дома постепенно восстанавливались без изменения фасадной линии зданий и границ земельных участков. Появилась только одна новая улица, основой которой послужила насыпь из пепла пожарища — улица Миллионендамм, получившая позднее название Нойе Даммгассе. Сгоревшие склады были вновь отстроены на старом месте. Король, покровитель церквей в Закхайме и Лёбенихте, приказал своему строительному ведомству восстановить их. Работами руководили строительные директора Бергиус и Лёккель. Гораздо роскошней была отстроена католическая церковь, единственная церковь Кёнигсберга в стиле барокко. Ее строительство возглавил старший строительный директор Иоганн Самуэль Лилиенталь; сбор денег на её возведение шёл также в Эрмландии и Польше. Кёнигсбергские купцы пожертвовали 200 тысяч гульденов, причём почти половину этой суммы предоставили братья Сатургусы.