Кенесары - [2]

А пока шел век XIX, кровь лилась рекой в новооткрытых колониях. Колониальная система, разрабатываемая в коридорах власти Лондона, Парижа, Вашингтона, все сильнее и мощнее внедрялась на Желтом и Черном континентах. В короне Британской империи оказалась неподъемная жемчужина — Индия. Франция, из авантюры в авантюру, внедрялась в Северную Африку. Энергичные Североамериканские Штаты даже заново переселили свое черное население в Африку — появилась Либерия. Понадобился раздел всей Османской империи и в особенности — захват Константинополя, куда вмешивалась и николаевская Россия. Вспоминаются слова британского губернатора Беягалии Роберта Клайва: «Господа, передо мной находились неисчислимые богатства, я взял только миллион, и я удивляюсь собственной скромности», а также его награждение мечом от оплота британской демократии — парламента. Разгул денег и власти был ошеломляющим. Цивилизация внедрялась огнем и мечом.

Свобода как общечеловеческая ценность, казалось, ушла навсегда, уступив место инстинктам жадности и порока. Лозунги и призывы оказались растоптанными под пушечным и ружейным огнем.

Европейское могущество было доказано. Но законы материального мира стары как сам мир. Действие вызвало противодействие. Началась ожесточенная, бескомпромиссная борьба за свободу. В Европе интеллектуалы все больше обращались к идеям свободы, равенства и братства. Строились, казалось, логически верные теории, где за начало брались или коллективные сооружения в виде фаланг, или заговорщические системы, насилием опрокидывающие власть имущих. Некоторые обращались к самым обездоленным массам — пролетариату, другие — к скрытым, террористическим формам борьбы. Свобода блуждала в потемках по закоулкам Европы.

В то же время свобода предпринимала самые простые и прямые действия за свое предназначение в Азии и в Африке. В начале XIX века формируются мощные государственные объединения: во Вьетнаме — империя Нгуенов, в Аравии — государство Ваххабитов, в Египте — царство Мухаммеда Али. В Османской империи началось движение за реформы. Борьба за свободу была сопряжена в Азии и в Африке с борьбой за создание новых государств, и велась она теми же феодальными методами, что и сама освободительная борьба. Сознание самих народов носило причудливый характер. Нужен был властелин, и он находился, нужно было формировать государство мечом и кровью, и это происходило. Но вместе с тем начало возникать представление о могущественном и самостоятельном государстве, и это находило свой отклик у многих — феодалов, знати, солдат, военачальников, торговцев, духовенства.

Идеализировать такие устремления не нужно — XX век показал, что может происходить с идеальным восприятием героев свободы. Важно иное — государи и те, кто им верил, стремились создавать государства, способные противостоять колониальной экспансии. Редки были иные идеи — идеи справедливости и гармонии, и только самые великие из власть имущих действительно пытались утвердить эти идеи. И их имена вошли в историю.

Борьба за свободу была неотъемлемой частью жизни России. Она имела очевидные успехи и огромные проигрыши. Русское общество сумело также приблизиться к идеалам европейским, к тем призывам и лозунгам, провозглашаемым как революционерами, так и либералами сугубо европейского мышления и толка. Главная идея декабристов — создать в России строй, основанный на законе и уважении личности человека. Они считали, что Россия должна войти в Европу, преображенную Французской революцией. Возлагались большие надежды на «стража» прогресса Наполеона, но они быстро рухнули. Нужен был свой путь — путь русского барина к крестьянам, путь их единения. Но этого не получилось. Лучшие свойства декабристов были воссозданы затем Львом Николаевичем Толстым в романе, который получил такое всеобъемлющее название «Война и мир». В марте 1861 года Толстой писал Герцену: «Я затеял месяца 4 тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист». Роман об этом не был написан, а был написан другой — о поре возмужания будущих декабристов, о формировании их идей и целей во время освободительной Отечественной войны 1812 года. В романе «Война и мир» мы видим потаенные душевные движения тех, кто выйдет 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь.

Декабризм, как идейное понимание судьбы России, как политика слома старого, отживающего свой век крепостничества, рухнул. Рухнули идеалистические представления о всесилии самого народа, его готовности отречься от прошлого. Декабристы попытались европейскую свободу внедрить в России, а она оказалась ей чуждой — слишком сильна была народная вера в монарха, в его справедливость. Любопытно и другое: Лев Толстой настолько хотел видеть стремление представителей высшей власти к единению с народом, что даже начал писать «Посмертные записки старца Федора Кузмича» — свою версию легенды об Александре I, покинувшем власть и ушедшем в народ, растворившемся в беспредельности народной жизни.

Лев Толстой в повести «Хаджи-Мурат» понял и свободу человека нерусского, даже недруга, как всеобщее инстинктивное стремление.