Кельтская загадка - [4]

По контрасту со спокойной изысканностью внешней стороны дома эта комната была загромождена чуть ли не до состояния хаоса. Бирн, очевидно, был заядлым коллекционером, притом не особенно разборчивым. Это не значит, что собранные вещи были плохими — я бросила беглый взгляд вокруг, как только мы вошли, и подумала, что Бирн прекрасно знал, что коллекционирует, — но как будто, по крайней мере, на первый взгляд, не ограничивался чем-либо конкретным. Если в его собрании и существовала какая-то объединяющая тема, мне она была неясна. Там были картины, гравюры, сотни книг, большей частью очень старых, в кожаных переплетах, они стояли на полках, громоздящихся на мебели и на полу, покрытом тремя превосходными восточными коврами.

Картины на стенах, все написанные маслом, были мрачными, на них главным образом были изображены большие парусники, сражающиеся со стихиями или с вражескими кораблями. Вдоль одной из стен тянулись застекленные витрины с очень древним оружием, в основном мечами и наконечниками копий, внизу стояли необычные железные котлы, некоторые, по меньшей мере, двенадцати дюймов в диаметре, некоторые еще больше; я решила, что это котлы железного века. Все это размещалось на фоне задника из того же красного бархата, что и шторы. Оглянувшись, я решила, что на убранство комнаты потребовались десятки тысяч долларов и около мили бархата. Один меч, клинок которого был изъеден временем, висел на стене позади стола, другой — очевидно, особенный — лежал под стеклом на столе. Коллекция, что и говорить, была впечатляющей, но придавала происходящему какой-то зловещий оттенок. Она навела меня на мысль, что жизнь Эмина Бирна представляла собой своего рода затяжную битву.

Телевизор с видеомагнитофоном находились на подставке перед письменным столом, под телевизор была подложена стопка книг. Подставка стояла рядом со стулом, и с того места, где, позади более важных в жизни Эмина людей, сидели мы с Алексом, создавалось впечатление, что говорящая голова находится там, где находилась бы, будь Эмин жив и сиди за столом. В нормальной обстановке я бы захихикала при этой мысли, но тут было не до смеха.

Все мы, кроме Бреты, которая угнездилась в большом кресле и теребила кружевной носовой платок, сидели на довольно неудобных складных металлических стульях двумя полукругами перед столом. Видеомагнитофоном управлял Чарльз Маккафферти из фирмы «Маккафферти и Макглинн». По крайней мере, думаю, что Маккафферти. Он и его партнер носили совершенно одинаковые дорогие костюмы, темные, хорошо скроенные, жилеты из той же ткани с часами на цепочках, белые рубашки с сильно накрахмаленными воротничками, отложными манжетами и серебряными запонками. Кроме того, у них были почти одинаковые прически и дорогого вида очки для чтения, позволявшие взирать свысока на остальной мир. Различали их, видимо, по рисунку на серебристо-серых галстуках — на одном были ромбы, на другом полоски, очевидно, выражавшие их представление о сильной личности. Мысленно я прозвала их Твидлдум и Твидлди.[2] Знаю, что не стоит постоянно давать людям прозвища, зачастую уничижительные. Однако, что делать, я очень плохо запоминаю фамилии. И как бы я ни прозвала их, Маккафферти и Макглинн, видимо, неплохо преуспевали. Выглядели они благоденствующими, несмотря на одинаковую одежду. Унизительно было думать, что деньгами, которые они истратили на свои наряды, я могла бы оплатить закладную.

— Сейчас вы узнаете от Маккафферти или Макглинна — для меня нет разницы, что один, что другой, — условия моего завещания, — продолжал Эмин Бирн после очередного долгого приступа отдышки. Твидлдуму не понравилось замечание Бирна, что он и Твидлди неотличимы друг от друга, хотя я была согласна с ним полностью. Три ведьмы, как я уже окрестила их, перенесли внимание от нас вновь к телевизору.

— Чтобы не томить вас ожиданием, я оставил свою компанию «Бирн Энтерпрайзис» своим дочерям Этне и Фионуале, или Эриу и Фотле, как я называл их в детстве, и, фактически, их мужьям, Шону и Коналу. Шон и Конал, разумеется, вели, или, лучше сказать, разваливали бизнес во время моей болезни — Конал предпочитал работе сидение в баре, а Шон щеголял, как английский сквайр.

Оба сердито заерзали на сиденьях, а искаженное от усилий лицо продолжало говорить:

— Думаю, если мои дочери не найдут способа избавиться от этих бездельников, их наследство быстро станет ничего не стоящим.

Моей жене Маргарет я оставил «Второй шанс», включая сюда землю, дом и все, что в нем есть, за двумя исключениями, Коттеджем Розы, о котором скажу потом, и коллекцией древнего оружия, карт и рукописей, которую, по предыдущей договоренности, я оставляю дублинскому Тринити-колледжу. Кроме того, я предоставил ей денежное содержание, которое большинство людей сочло бы щедрым, но она наверняка сочтет жалким. Содержание дома и сада будет для Маргарет поучительным: возможно, она начнет понимать, во что обходились ее роскошества, обладание которыми она считала своим долгом. Если в ближайшее время Маргарет не найдет себе мужа или другого источника дохода, думаю, она вскоре его продаст.