Кегельбан - [26]

Ян вошел в свой временный кабинет в красном уголке фабрики. У стенной газеты сидел на корточках Теодор Затько и разглядывал разложенные на полу фотографии.

— Вернулись? — оглянулся он на Яна, поднялся и оправил брюки.

— Мне не следовало возвращаться?

— Я слыхал, что вы больше не приедете.

— Кто это сказал?

— Мне поручили сделать стенную газету. Знаете, какой заголовок я придумал? «Если работа облагораживает человека, давайте отдыхать как благородные». Остроумно, а?

— Ничуть.

Затько озадаченно уставился на Яна, затем смял вырезанные из бумаги буквы.

— Ладно, — сказал он. — Я не обижаюсь. И без такого заголовка стенгазета будет очень выразительная.

— Разрешите, я вам помогу. — Ян склонился к фотографиям, сделанным на фабричной базе отдыха.

— Нет, нет, — запротестовал Затько. — Это наша фабрика. Мы здесь хорошо зарабатываем и довольны своей жизнью. А вы чужак. Поняли?

— Я ведь хотел помочь.

Затько сгреб фотографии в кучу и поднялся с полу.

— Раз вы вернулись, газеты не будет, — провозгласил он. — Какая может быть газета, если из-за вас сюда никому нельзя входить?

— Скоро я закончу и освобожу помещение, — сказал Ян, усаживаясь за небольшой стол с портативной пишущей машинкой. — Не помешаю, если буду печатать?

— Мне вообще ничего не помешает, — сказал Затько. — Вот соберу кнопки и уйду, а то, не дай бог, воткнется какая вам в подошву, а вы напишете в заключении, что я разбазариваю общественное имущество.

Ян сосредоточенно рассматривал клавиатуру машинки. «Так, здесь нет надстрочного знака над «о», и нет мягкого «л». Но дольше ждать некогда. Начну сразу писать на чистовик и постараюсь избегать слов с недостающими знаками или заменять их запятой над буквой». Он вложил листок в машинку. Повернул жалобно взвизгнувший валик. «После изучения заключительных отчетов могу заключить…» «Заключить после заключительных отчетов… заключить…» Получается прямо-таки игра слов. Нечего играть словами.

Он вынул листок, смял, вставил новый, и валик опять пронзительно заскрежетал. «После тщательного изучения материалов…» Да, сам же придумал себе хлопоты. Достаточно было признаться, что ему трудно добраться до сути в этой истории, и остался бы себе в Братиславе. Вместо него приехал бы другой и написал заключительный акт по ревизии. Начинался бы он, видимо, так: «После тщательного изучения материалов нами не было обнаружено никаких серьезных упущений». А стал бы этот другой тщательно изучать все эти материалы и «после тщательного изучения заключительных отчетов… заключить»?.. Чтобы достичь совершенства, человеку надо совсем немного — не прислониться ненароком к свежевыкрашенной ограде. Не сесть на окрашенную скамейку. Не вдыхать воздух, пропитанный вредными испарениями. Вообще не дышать. Вот чушь-то!

— Прощайте с богом! — сказал Теодор Затько.

«С богом и прощайте, мама дорогая…» — вспомнились ему слова песенки, и следующую фразу он отстучал на машинке в ритме этой мелодии, назойливо звучавшей в ушах. Как в песне дальше-то? «…дверь твоя закрыта на крючок…» Да, я не собираюсь делать крюк, петлять, обходя сложности, хотя жизнь нам готовит немало заковырок и извивается она, будто змея. Жить надо, не боясь смотреть людям в глаза, и завершить ее, ничем себя не запятнав. И сейчас я не собираюсь крючкотворствовать, хотя и подцепил кое-кого на крючок.

Ян взглянул на часы: полдень. Допечатав вложенную в машинку страницу, отправился в буфет. Встал в очередь у витрины, где были выложены колбасы, копченая рыба, сыр и конфеты в пакетиках.

— Что берете? — спросила буфетчица.

— Сто граммов копченой колбасы и рогалик, — сказал Ян.

Наверное, это та самая Манцика, что ездила на «Татре» Арендарчика к зубному врачу, который рвал ей зуб со шведской анестезией.

— Вам какой колбасы?

— Что-нибудь помягче. Неохота зубы ломать.

— У вас тоже зубы болят?

— Дайте самой мягкой. Диетической.

— Я знаю хорошего зубного врача.

— Слыхал. Он применяет шведское обезболивающее.

— Вы тоже у него были?

— Пожалуйста, сто граммов диетической и рогалик.

— Не надо, — услыхал он за спиной резкий голос. Это был Матуш Лемеш в светлом летнем костюме и с бело-голубым галстуком. — Я приглашаю вас на обед.

— Меня? — Ян подозрительно оглянулся. — С чего бы это?

— Вы есть хотите?

— Мне хватит колбасы.

— В сухомятку вредно, как вы понимаете. При таком образе жизни недолго и язву заиметь.

Буфетчица раздраженно перебила его:

— Ну так что — резать вам колбасу или как?

— Обязательно.

— Не сочтите меня навязчивым, — не отступился Лемеш, подсев к нему за небольшой круглый столик с мокрыми следами от бутылок. — Мне хотелось кое о чем сказать вам.

— Говорите.

— Я никогда не принадлежал к сторонникам Арендарчика, если вы меня верно понимаете.

— Не понимаю.

— Я симпатизирую вам, — пояснил Лемеш. — Все сторонятся вас, а я нет. Вот даже сижу с вами на виду у всех, пускай думают что угодно, мне наплевать.

— Вы хотите, чтобы я в своем отчете опустил ваше имя? — Ян перешел в наступление, и собеседник побледнел. — Хотите сказать, что не причастны к упущениям, выяснившимся при проверке?

— Нет, я готов понести наказание. Но вам следует помнить о справедливости и разграничить, за что отвечает директор, а за что заместитель. Мы почти одного возраста. У меня семья. Здесь я родился, построил дом. Не хотелось бы уходить с фабрики.