Кегельбан - [23]

— Скажи ему, Франц, скажи, — беспокойно зачастила женщина. — Не молчи.

— Мы поехали в отпуск. В свадебное путешествие. Ну и решили попробовать, посмотреть, как живется на свете в других местах.

— И не только поэтому. Скажи им, Франц, все скажи.

— Зачем? — пожал плечами Франц.

— Муж закончил юридический факультет и не мог получить место в Братиславе. По-вашему, стоило корпеть пять лет, чтобы потом торчать в какой-нибудь дыре? Хотя предложений было более чем достаточно.

— Вы юрист? — отозвался Ян.

— Нет, трактирщик, — ответил мужчина.

— И слава богу, что трактирщик, — снова вмешалась жена. — Правильно, Франц?

— А зарабатываете много? — спросил старик в шляпе.

— К чему гнаться за деньгами, если все равно будет война? Мокрого пятна от нас не останется. На кой нам деньги? Бабахнут — и готово дело. И у вас то же самое будет. Потому и решили мы приехать, напоследок на родной дом посмотреть, брата повидать… А потом… потом будем уже только ждать.

— Все мы лишь гости на этой земле, Франц… — сказала толстуха. — И будем смиренно ждать, как распорядится Всевышний.

— Уж не монашкой ли вы были прежде? — насмешливо протянул молодой парень.

— По воскресеньям я всегда хожу в костел, — с достоинством сообщила толстуха. — Там люди не такие безбожники, как здешние. Правильно, Франц?

— Мы копим на противоатомный бункер, — объяснил тот. — И у вас строят убежища?

— Я каменщик, — сказал старик. — Но укрытия не строю. Человек не суслик, чтобы зарываться в землю.

Толстуха поерзала на сиденье и крепче прижалась к мужу.

— Франц, он нам завидует, — сказала она.

— Кто вам завидует, пани?! — возмутился парень.

— Собственным горбом заработаешь деньги, встанешь на ноги, а тебя свои же не понимают.

— Вы ж немцы, — парировал парень. — У вас западногерманские паспорта, так или нет?

— Совсем без паспорта человеку нельзя. — Франц зевнул. — Господи, хоть бы пиво продавали.

— Ни за что не взял бы такой паспорт, — вздохнул старик. — Я от немцев в горах скрывался, чуть пальцы себе не отморозил.

— Тогда была война, — хмыкнул Франц. — У меня, к примеру, брата убили. На то и война.

— Не спорь с ними, Франц, побереги себя.

— Кто же в трактире остался, пан доктор? — спросил парень.

— Я не доктор, просто юрист с дипломом[9].

— Франц, скажи им, что мы не одни, у нас взрослые дети. Сын и дочь. И они никакой работой не брезгуют.

— Работой и я не брезгую, — сказал старик. — Но вашего трактира задаром не хотел бы.

— Вам его и не дают, — поджала губы толстуха. — Но если случится побывать в Гамбурге, бесплатно угостим галушками с брынзой. Всех, кто тут сидит.

— Только не меня, — сказал Ян.

— Почему? — изумился Франц.

— Я их не люблю, — объяснил Ян.

В купе засмеялись. Франц опустил голову.

— Вот видишь, Франц, — сказала толстуха. — Говорила я тебе не ездить сюда. Чего смотреть на родные стены? Я и на Братиславу не смотрела. Зачем? Любоваться домом, в котором выросла? Или на родильный дом?

— Тебе не понять, — вздохнул Франц. — Нет, никогда ты меня не понимала.

— Если б не я, у нас и трактира не было б, — произнесла женщина тоном, не терпящим возражений. — И паспортов этих сроду не получили бы. И вообще…

— Где вы покупаете брынзу-то? — вдруг, словно очнувшись, встрепенулась молодая женщина. — В магазине?

— Скажи им все, Франц, — проговорила толстуха. — Нету никаких галушек с брынзой, враки это, так, к слову пришлось. Знаете, что такое айнтопф[10]? Да, у нас подают айнтопф. А к нему пиво, ром и виски. Чего вы хотите от портового трактира? Скажите, какой матрос станет есть галушки с брынзой? Мы придумали про галушки.

— Не надо! — Муж даже подскочил. — Держи себя в руках.

— Нет, Франц, теперь я все им выложу! Строишь из себя героя, богатого дядюшку из Америки. И трактир не наш, мы взяли его в аренду.

— Но со временем он перейдет к нам, — упрямо возразил муж. — Когда мы выплатим за него. И если на нас до той поры не свалится бомба.

— Да будет вам про бомбу, — остановила его молодая женщина. — В конце концов, это невоспитанно. Или вам хочется попугать нас?

— Никого мы, дорогая барышня, не пугаем, — сказала толстуха. — Мы едем к его брату, вот и все. Этот самый брат, может, и на порог нас не пустит. На наши письма он не отвечал.

— И я бы такого брата на порог не пустил, — заявил парень. — Слава богу, нет у меня брата. Сестра есть, правда, жуткая дура.

— Это почему же? — спросил старик, поправляя на голове черную шляпу.

— Вздумала певичкой заделаться, — объяснил парень. — А у самой ни голоса, ни фигуры. Ты, говорю я ей, рохля, тебе замуж надо, и дело с концом! А она свое гнет, дескать, артисткой буду. Знаете, с какой группой выступает? С «Гориллами». Слыхали?

— Нет, — призналась молодая женщина. — Никогда не слыхала.

— Ну не дура ли, скажите!

Яна одолевала усталость. Он несколько раз зевнул. Поезд шел по мосту. Стальная конструкция изменила ритм колес, их гулкий стук отдавался в обнаженных шпалах; завывал взвихренный воздух. Окно закрывала серая занавеска, и все пространство за пределами поезда погружено было в глубокую темноту, но Яну виделась внизу мутная, грязная река, уносившая прочь все остатки его снисходительности и колебаний. Поезд несется против течения реки, и его движение неудержимо. Ян сочинял про себя речь. Вот вдохну воздуха побольше и скажу, схватив этого самого Франца за лацканы вельветового пиджака: «Слушайте вы, идиот, пробрались сюда втихую, можно сказать, через черный ход, и ждете, чтоб вами восхищались? У вас случайно нет кори? Поезд не виноват, что приходится возить больных и всякую заразу. Но к нам она не прицепится. У нас иммунитет. И к вашей жевательной резинке тоже. Потому что она липнет к зубам и вытаскивает из них пломбы. А с грязью в поезде как-нибудь справимся. Давно пора, конечно, убрать, но мы все чего-то ждем. Раздумываем. Надеемся, что ее уберут без нас. Проходим мимо, закрываем глаза. Есть у нас дела поважнее грязи в поезде. И много чего более важного, но самое главное — это иметь чистую совесть, смотреть далеко вперед, а не себе под ноги, верить в жизнь. И катитесь вы куда подальше вместе со своей разбухшей нахальной бабой! Вас сюда не звали, никто по вас не соскучился! Выходите на первой же станции и валите назад в свой вонючий трактир! Или в бункер. Уж на него-то небось успели накопить».