Кегельбан - [21]

Среди конвертов мелькнула яркая блестящая открытка. Залитый солнцем пляж, пестрые зонтики, взволнованное лазурно-голубое море, а над ним еще лазурнее — небо. «Привет с Черноморского побережья посылает Душан с семьей». И постскриптум: «Мы живем как в раю». Что еще за Душан? Дурак, не мог подписаться фамилией. Он перебрал в уме всех Душанов, кого знал, но так и не догадался, который из них, да еще с семьей, очутился в раю.

Швырнув всю кипу конвертов на стоявшее под рукой кресло, Ян поднял взгляд к потолку. На следующий год придется делать ремонт. А вот в правом углу паутина. Говорят, пауки приносят счастье. Ну что, не трогать его? Все равно ведь завтра утром буду уже в гостиничном номере. А пока вернусь, его сети порвутся и он исчезнет сам по себе. Наловит мух, вдоволь полакомится.

Так, с чего же начать? В самом деле, не мешало бы приобрести расписание и не ломать себе голову — отправляется поезд в полдесятого или в пол-одиннадцатого? Но не выходить же из дома ради расписания, ждать ненадежный лифт, в котором он дважды уже застревал; потом его оттуда вызволяли, будто кенара из клетки, которому великодушно открывают дверцу, чтоб он не разучился летать. «Поеду на вокзал к половине десятого, и все. Лучше прийти на час раньше, чем опоздать». Он сядет в поезд, и тот повезет его назад, к оставленным на время проблемам, в мир, который сейчас, с этого дивана, представляется бесконечно далеким и нереальным. А взял бы место завотделом экономической информации, и кочевая жизнь кончилась бы. И снова женись. Пожалуйста. На ком же? Хоть бы и на блондинке из книжного магазина. Работает с книгами, стихи небось читает, воспринимает жизнь романтически. Как пишут в брачных объявлениях: «Ищу партнершу с романтическим складом характера». Сам он, правда, не романтик, но мог бы завести семью и жить, как большинство его ровесников: купить машину — ну, это в случае, если не выиграет ее в книжной лотерее, — потом дачу или деревенскую избу, накапливать жирок и считать дни до пенсии. «Вот уйду на пенсию, — говорил отец, — буду выращивать помидоры». Он не дождался ни пенсии, ни помидоров, этих, как их еще у нас называют, «райских яблок», которые летом хороши к любому блюду. «Живем как в раю». Неведомый Душан с неведомой семьей. На пляж накатывают яростные волны, ветер взвихривает песок, свинцовое небо, холодное, будто лед, море. И за это платить столько денег! Дурак, не сообщивший свою фамилию, хвалится райской жизнью, а на деле, поди, клянет все и вся, потому что, по метеосводкам, на Черном море вот уже несколько дней хлещет холодный дождь. Уехал за тридевять земель и воображаешь, что оттуда легче соврать! Увы, у лжи короткие ноги.

Нет! Его даже передернуло. Бездеятельность невыносима, чего я лежу? Действовать, и только действовать! Человек живет только в действии, когда совершает красивые поступки, даже если просто обметет паутину, вытрет пыль, польет засыхающий кактус, полученный в дар от сослуживцев на сорокалетие. Это было давно, господи, как же давно, полтора года назад. Когда Штефан Каган вручил ему вазон, завернутый в шелковистую бумагу, все злорадно ухмылялись. У Яна тогда все закачалось, поплыло перед глазами, замелькали все прожитые годы, по которым он шагал, как по ступенькам бесконечной лестницы. Он достиг важной вехи, теперь он уже не зеленый юнец, его перестанут называть «парнем» и будут относиться с достаточной серьезностью. Новый период жизни ознаменован кактусом, сказал он тогда себе. То ли еще будет впереди!

При приеме в партию — это было незадолго до его тридцатилетия — ему задали обычный вопрос: почему он вступает в партию? Готовый к нему, Ян знал, что ответить, продумал заранее, но тогда, на собрании, перед ним рухнуло все так тщательно приготовленное сооружение, на котором он возводил свой ответ, и Ян, покраснев ушами, сказал: «Хотя бы потому, что хочу походить на вас». — «Нет, — возразил Штефан Каган, давший ему рекомендацию. — Этого мало. Ты должен быть лучше нас». Смысл этой фразы Ян понял до конца много позже, когда после какого-то производственного совещания Каган со вздохом сказал: «К черту, сил больше нет смотреть на все это». У Яна тогда чуть не сорвалось: «Почему?» Но он промолчал и, вглядываясь в изборожденное морщинами лицо шефа, попробовал понять сам — почему же? Нет, не поддаваться усталости, решил он про себя. Интересно, сколько же капканов и ловушек было на пути Кагана? Я тоже не позволю себе закрывать на все глаза или, опустив их, смотреть под ноги. Как и шеф, буду идти только прямо и не уступать, моя убежденность должна быть такой же, как и наша вера в новый мир, который мы строим.

Он убрался в квартире и спустился в закусочную на углу. Сел за мраморный столик, заказал сосиски и кофе.

— Давно мы вас не видели, — сказал кельнер с аккуратно расчесанными гладкими усами.

— Уезжал.

— В отпуск?

— Нет, в командировку.

— Я тоже мечтал поездить, — сказал кельнер и высыпал окурки из пепельницы в свернутую фунтиком салфетку.

— За чем же дело стало?

— Как вы себе это представляете — возить пиво на другой конец республики?